милиционера в сером камуфляже, охраняющего вход в элитарный жилой комплекс.
В руках у парня был пистолет, вне всякого сомнения – уже заранее снятый с предохранителя.
«Твою мать, тут же видеокамера установлена, для наблюдения за аварийным выходом! – с обидой на самого себя запоздало вспомнил хирург, попавший как кур в ощип. – А у мента в холле – монитор! Это же надо так влипнуть!»
– Как попал внутрь? – продолжал рычать добросовестно выполняющий свои обязанности милиционер. – Отвечать, быстро!
– Ты меня сам впустил через парадный вход… – Откидывая скрывающий лицо капюшон спортивной куртки, Блох обернулся к решительно настроенному охраннику. – Своих не узнаешь, Николай…
– Евгений Викентьевич? – медленно опустив оружие, изумленно пробормотал сержант вневедомственной охраны, как того и требовали обязанности, – знавший в лицо и пофамильно всех жителей элитарного дома. – Вот это сюрприз… А зачем вы… – милиционер обалдело кивнул на лежащую на снегу тяжелую хоккейную сумку, – …полезли через пожарный выход? Да еще с багажом?
Оглядевшись по сторонам и, к своему облегчению, не обнаружив посланной Вороном слежки, Блох состроил хмурую физиономию и молча поманил охранника указательным пальцем. А когда тот приблизился вплотную, с чувством сказал:
– За мной с утра следят бандюги, не исключено – хотят пристрелить! Снаружи, у входа, стоит их «Ровер»… Объяснять почему – долго, но сам знаешь, как это обычно бывает…
– Может, мне вызвать ОМОН? – мотнув коротко стриженной головой через плечо, в сторону угла дома, предложил бойкий сержант. – Скрутят этих уродов и зубами на бордюр, а потом каблуком по затылку!
– Не надо, так будет еще хуже, – предостерегающе замахал руками Блох. – Поверь мне. Лучше вот что… Я разберусь с ними по своим каналам, а пока мне нужно исчезнуть на пару месяцев. И ты мне в этом поможешь! – Порывшись в карманах, хирург выудил пачку долларов, отсчитал несколько зеленых бумажек по пятьдесят и протянул удивленному охраннику. Таких солидных взяток, да и вообще каких-либо, ему раньше не предлагали. – Что бы ни случилось, ты меня не видел, понятно?
– Зачем? – машинально взяв протянутые баксы, глухо спросил сержант, пряча халявные деньги в карман камуфляжных брюк. – Не проще ли…
– Делай, как я сказал, и не переспрашивай! – уже с нажимом, нетерпеливо выпалил Евгений. – В квартире я оставил небольшой беспорядок, пусть покамест думают, что меня бандиты похитили… С тебя взятки гладки, ты ничем не рискуешь! Все понял? Через пару дней под любым предлогом загляни ко мне в квартиру и, поскольку увидишь кровь на зеркале, вызови коллег. Не слишком сложно в обмен на триста «зеленых».
– Не нравится мне эта затея, Евгений Викентьевич… – покачал головой милиционер. – Все шито белыми нитками, опера могут и не поверить…
– Поверят, никуда не денутся! – закидывая на плечо хоккейную сумку, успокоил охранника беглец. – Твое дело маленькое! И запомни – у них длинные руки и куплена вся милиция. Если проболтаешься, мне не жить.
– Не проболтаюсь… – все еще пребывая в некотором замешательстве, буркнул сержант. Он проводил долгим взглядом возбужденного, взмокшего, несмотря на мороз, с упорством гусеничного трактора волокущего тяжелую ношу эскулапа. Тот торопливо хромал к проходу между соседними многоэтажками. – С ума все посходили, в натуре…
Однако вспомнив о полученных в качестве гонорара за сообщничество трех сотнях долларов – две месячные зарплаты, – Николай успокоился и, обогнув дом, направился на место своего дежурства, в холл, попутно окидывая взглядом стоящие на площадке и рядом с ней автомобили и размышляя, как с толком потратить свалившуюся с неба «премию».
Злополучного «Ровера» с грозными братками, про который с перекошенным от страха лицом упоминал пластический хирург и который еще две минуты назад собственными глазами видел выбегающий из стеклянных дверей охранник, во дворе уже не было. Только отпечаток протектора и крохотная масляная лужица у края припорошенной медленно падающим снегом узкой подъездной дорожки…
«Ну и хрен с вами! – без каких-либо эмоций подумал сержант, усаживаясь за стол и склоняясь над работающим монитором, передающим изображение с запасного выхода. – Меня ваши барыжьи разборки не касаются, замаксал – и на том спасибо!..»
Сержант Северов узнает о причине своего ареста
Около трех недель он провалялся в госпитале, залечивая зацепленную пулей голень и избавляясь от последствий контузии, вызванной близким разрывом гранаты.
А после выписки комендантский патруль надел на Ивана Северова наручники, и его, ничего не объясняя, поместили на местную губу к штрафникам – двум братишкам, изнасиловавшим и пристрелившим захваченную в плен прибалтийскую снайпершу-наемницу.
Ближе к вечеру, вместе с ними, под охраной БТР, в крытом «КамАЗе» с решетками на окнах, Ивана перевезли в следственный изолятор, расположенный неподалеку, на границе с Ингушетией.
Его поместили в одиночку и, разбудив среди ночи, вызвали на первый допрос…
Комната, куда привели скованного наручниками бывшего разведчика, была не более семи метров по площади, с синими выщербленными стенами, подмытым сыростью потолком с желтыми разводами на струпьях облупившейся штукатурки и маленьким прямоугольным окошком, забранным аж с двух сторон решетками. Из мебели в помещении имелись лишь два стула и допотопный тяжелый стол.
– Садитесь, сержант, – прикурив сигарету и дав знак конвоиру, чтобы убирался, кивнул на свободный стул высокий мужчина в штатском. Некоторое время, не отводя взгляда, внимательно изучал нацепившего на себя маску холодного безразличия Ивана, после чего стряхнул пепел в стоящую на столе стеклянную банку с окурками и подвинул на край стола сигареты с зажигалкой. – Курите…
– Не курю, – бесцветным тоном отозвался Северов, тоже изучая своего визави.
Судя по выправке, возрасту и выражению лица, перед ним был отнюдь не рядовой следователь из военной прокуратуры. Чего в принципе и следовало ожидать, учитывая странность всего происшедшего в расположении части…
– Завидую, а я вот все никак не могу бросить, – вздохнул мужчина. – Тогда, пожалуй, приступим… Предисловий не будет, мы – люди взрослые, к тому же солдаты, привыкли думать и выражаться кратко и однозначно. Моя фамилия Гайтанов. Я – полковник Главного разведывательного управления Генерального штаба. И у меня к тебе, Иван, есть очень серьезный мужской разговор…
Откинувшись на жалобно скрипнувшую спинку стула и побарабанив пальцами по крышке стола, Гайтанов выдержал минутную паузу.
– Сразу уточню – тебя ни в чем не обвиняют, сержант, скорее – наоборот, – медленно заговорил он. – За личное мужество и ликвидацию полевого командира Абдурахмана на тебя уже отправлено представление к награде. Так что расслабься, не держи зла на комбата и не ломай голову над причиной твоего мнимого ареста. Просто надо было, чтобы для посторонних все выглядело натурально… Тема, о которой я хочу с тобой переговорить, хоть и не тянет на государственную тайну, но для определенных структур обладает весьма и весьма ценным содержанием. И вот еще что, – брови Гайтанова сдвинулись к переносице, – в твоей части до сих пор не в курсе, что после нападения боевиков на колонну ты единственный остался жив… – Взгляд гэрэушника стал холодным, испытующим, колючим. – Тебя покамест считают без вести пропавшим, а это, как ты понимаешь, очень размытая формулировка. С одинаковой легкостью допускающая два возможных финала – оптимистический и летальный…
– Вы мне угрожаете? – сухо уточнил Иван.
– Я этого не говорил, – спокойно парировал Гайтанов. – Пока не говорил… Надеюсь, скоро ты вернешься живым и здоровым либо в свою часть, либо, что, на мой взгляд, куда более вероятно, – домой, в город на Неве… К своему героическому отцу, бывшему командиру питерского СОБРа майору Северову…
Последняя фраза полковника прозвучала четко, уверенно, как давно известный и неоспоримый факт, вроде оранжевого солнца и голубого неба.
Упоминание об отце, для всех прочих давно погибшем от рук бандитов, оказалось для Ивана все-таки неожиданным, хотя в его голове и роились неопределенные мысли на этот счет, – и он чисто машинально дернул бровью.
Такое вряд ли ощутимое для любого другого собеседника изменение мимики для профессионального
