– Сержант внутренних войск Северов. – Он показал милиционеру-вайнаху раскрытый документ.
Тот важно откозырял и тоже представился:
– Сержант милиции Сулханов. Какие проблемы?
Иван зачастил заговорщицким полушепотом:
– У входа в туалет стоит известный вор в законе Фонарь, находящийся сейчас в розыске. Я его знаю в лицо – довелось как-то конвоировать. Да и фото Фонаря распространяли по всем подразделениям МВД. Мне неизвестно, что он замыслил, но у него под одеждой пушка.
Сержант Сулханов отнесся к сообщению очень серьезно.
– Тогда я вызову подкрепление. – И он кашлянул в переговорное устройство.
Такой ответ Ивану не понравился.
– Имей в виду, земеля, согласно приказу нашего министра, за задержание Фонаря положена премия в двадцать кусков, – жарко шептал Северов прямо в лицо слегка ошалевшему вайнаху. – Сразу вызовешь наряд – делиться придется. Да и свалить ворюга может, пока твои ребята подгребут. Лучше давай сделаем так. Ты подойдешь один, чтобы не спугнуть блатаря, и спросишь у него документы, а я тут же подскочу и помогу тебе его взять. Со мной делиться особо не надо, – небрежно махнул рукой сержант внутренних войск. – Ну отстегнешь штуку-другую, и лады.
Мент решительно кивнул и раскрыл кобуру. Достал из нее «ПМ», снял его с предохранителя и передернул затвор. После чего вернул пистолет на место, оставив кобуру расстегнутой.
– Говоришь, стоит у туалета? Как он выглядит?
– Да, стоит сразу направо, высокий такой, в короткой темной куртке, и курит.
Вайнах все с тем же решительным выражением лица пошел на выход.
Северов двинулся за ним и – неожиданно повезло! – обнаружил, что может наблюдать за развитием событий через зеркало, которое висело в уборной прямо напротив дверного проема.
Вот мент отыскал взглядом фигуру беспечно дымящего гэрэушника и застопорил движение – видимо, габариты вора в законе произвели на него впечатление.
Наконец он двинулся вперед, подошел к капитану, откозырял и, надо полагать, потребовал предъявить документы.
Рудь, однако, в карман за ними сразу не полез. Он внимательно посмотрел на мента, а потом с очевидным беспокойством – на вход в ватерклозет.
Северов сразу же вышел оттуда и с самым безмятежным видом направился к своему конвоиру.
Тот, увидев подопечного, мгновенно расслабился и полез в карман за ксивой.
Иван тут же ускорился и с ходу, с полуразворота, нанес капитану мощнейший удар с правой руки в солнечное сплетение, вложив в это движение всю динамику своего тела.
Рудь тихо охнул и стал медленно оседать на корточки.
Когда его вогнутая спина оказалась на уровне живота Северова, тот уже занес над своей головой сложенные в замок руки и теперь, ухнув, как при рубке толстого бревна, и со свистом рассекая воздух, опустил их на верхнюю часть позвоночника гэрэушника.
Капитан рухнул на пол, лобовой костью кроша кафельную плитку, и затих.
Мент, потрясенный такой скорой и безжалостной расправой над казавшимся незыблемым гигантом, испуганно переводил взгляд то на недвижного вора в законе, то на слегка запыхавшегося сержанта.
Северов, однако, быстро успокоил взволнованного вайнаха, профессионально обыскав капитана и вытащив у него из-под пиджака «беретту».
– Вот, – протянул он пистолет менту, – что я тебе говорил? Настоящий бандюга! Теперь бабки твои, можешь вызывать подмогу.
Лицо вайнаха вновь приобрело решительное выражение, и он что-то стал быстро говорить по радиоустройству на своем родном языке.
Между тем Северов прощально помахал ему рукой и двинулся к выходу из зала. Мент как будто хотел что-то сказать Ивану, но потом тоже сделал вялый ответный жест.
«Они с Фонарем-гэрэушником теперь долго будут разбираться, так что временной люфт у меня есть. Успею позвонить отцу или Али по междугородке. Потом – когда спецам все станет ясно – линию поставят на прослушку», – размышлял Иван, ускоренным ходом покидая здание аэропорта и вытряхивая из рукава в карман удостоверение капитана ГРУ, которое Северов незаметно изъял, обыскивая поверженного амбала.
Майор Северов пьет водку
На бескрайнем Южном кладбище, уже тронутом мрачным саваном ранних зимних сумерек, гулял холодный, колючий ветер.
Вокруг, как и следовало ожидать, не оказалось ни души.
Узкие пешеходные дорожки, как лучи солнца, расходящиеся по кругу от окончания центральной аллеи, большей частью окруженной роскошными мраморными обелисками павших в неравной битве за баксы братков и коммерсантов, были покрыты тонким, поблескивающим в свете повисшей на небе полной луны снежным покрывалом с едва протоптанной посредине тропинкой.
Дойдя до развилки, Северов остановился, закурил сигарету, огляделся по сторонам, на секунду задержав взгляд на взметнувшейся в небо черной гранитной стеле, венчающей холм безвременно почившего от пули в затылок авторитета Бизона, и свернул с центральной аллеи на примыкающую дорожку, ведущую к Седьмой Рябиновой…
Миновав еще несколько перекрестков с покосившимися, местами стершимися указателями, он замедлил шаг у медного обелиска в виде плачущей над младенцем молодой женщины и, по щиколотку утопая в снегу, огибая присыпанные белым покрывалом кресты, углубился влево.
Остановился у кованой металлической оградки, рядом с единственными на участке деревьями – хрупкими березками, словно специально склонившими свои головы над тремя огороженными холмиками.
В гробу, закопанном под одним из них, находились и его виртуальные останки…
Откинув крючок, Ворон отворил тихо скрипнувшую калитку и, смахнув со скамеечки сугроб, присел на краешек.
Взгляд, словно примагниченный, не мог оторваться от двух овальных фотоснимков на гладком полированном камне, с которых, мило улыбаясь, на него смотрели два родных человечка, две незаживающие страшные раны…
– Здравствуйте, мои любимые. Как вы тут без меня?..
Рядом с плитой, на покрытый корочкой наледи слежавшийся снег осторожно лег огромный букет из двадцати четырех алых роз и мягкая игрушка-щенок с повязанным на пушистой грудке шелковым бантиком.
На глаза Сергея стремительно навернулись слезы. Одна из них, медленно скатившись по щеке к губам, растаяла на них соленым привкусом непоправимой беды.
Так же, как и три года назад, когда майор СОБРа Северов больше двух часов неподвижно стоял на двадцатипятиградусном морозе возле укрытых еловыми ветками и венками свеженасыпанных песчаных холмиков, Ворон не мог поверить, что Таня и Катюша ушли навсегда. Что больше он ни разу не услышит их знакомые до боли, звонкие и чистые голоса, с едва западающей у дочурки буквой «р», не сможет обнять, придя усталым домой после очередной успешной операции по освобождению заложников или налета на воровской сходняк, крепко прижать к своему колючему лицу их теплые, мягкие ладошки, провести рукой по водопаду золотистых волос и облегченно улыбнуться, в очередной раз мысленно поблагодарив бога за то, что он подарил ему это счастье…
Сейчас же перед глазами Ворона раз за разом, с дьявольским постоянством прокручивалась лишь картина их ужасной гибели. Он, боец спецназа, волкодав, был совсем рядом, буквально на расстоянии шага, и не смог помешать!..
Усилием воли оторвав взгляд от памятника, Сергей поднял повлажневшее лицо к низкому серому небу, дважды глубоко вздохнул, выпустив клубящийся морозный пар, достал из кармана прозрачный пластиковый стаканчик, «мерзавчик» «Столичной», свинтил пробку и плеснул половину в емкость.
Выпил водку залпом. Оставшееся вылил в стакан и поставил возле левого холмика, под фотографией Татьяны.
