посочувствовал тем лошадям, хозяева которых оказались менее щедры: судя по выражению лица помощника конюха, о его внимании к их коням можно было забыть…
— Уедем мы завтра на рассвете… — дождавшись, пока склонившийся в поклоне мальчишка выпрямится, добавил я, демонстративно похлопал себя по кошельку. И удивленно посмотрел на несущегося в мою сторону мужчину.
— Здравствуйте, ваша светлость!!! Меня зовут Бодо! Добро пожаловать в 'Краюху хлеба'! Чего изволите? Комнату на ночь? Ужин? Девочек? — замерев в паре шагов от меня, затараторил он. И, вспомнив, что забыл поклониться, согнулся в три погибели.
— Комнату на двоих. Ужин. Девочек не надо. Вина — тоже…
— Позвольте вас проводить… — господин Бодо изображал такую радость от встречи, что меня слегка покоробило. Впрочем, вспомнив, что последние несколько дней перед самым Праздником Совершеннолетия и неделя после него считались самыми прибыльными для гостиниц и постоялых дворов, я вздохнул и двинулся следом за толстяком, пятящимся к дверям здания. Том, взвалив на плечо чересседельные сумки, двинулся следом.
— Прошу на лестницу, граф! Аккуратно, тут скрипучая ступенька… — Бодо тараторил, не переставая. И к моменту, когда мы добрались до свободной комнаты, я от него устал.
— Как сложите сумки в сундуки, можете спускаться к ужину… — то и дело вытирая потеющие руки о засаленный передник, пробормотал он, заметив, что Том принюхивается к запахам, доносящимся из таверны. — Стол я сейчас накрою и распоряжусь, чтобы его застелили…
— Благодарю вас, господин Бодо… — я протянул ему десяток серебряных монет, и, увидев, как алчно блеснули его глаза, усмехнулся: — Это вам за проживание, ужин, завтрак, продукты в дорогу и овес для коней. Да, и еще — есть у вас тут какой-нибудь хороший портной? Я хотел бы заказать сюрко для своего оруженосца. Если он сможет сшить его за ночь, то лично вы получите еще пять серебряных монет. Если нет — то лучше пусть не берется. Бог с ним, сошьем в столице…
Хозяин постоялого двора задумчиво посмотрел в окно, и, сорвавшись с места, выскочил в коридор. А потом, спохватившись, что не ответил на последний вопрос, принялся бить поклоны: — Портной есть! И будет минут через пять: он живет в соседнем доме. Мердо шьет быстро и очень качественно, так что ждать до столицы вам не придется, милорд…
— Отлично… Можете идти… — кивнул я, и, дождавшись, пока Том закроет за ним дверь, уселся на кровать.
— Судя ухваткам, путешествуете вы не первый раз? — поинтересовался Ромерс.
— Не первый… Приходилось… Правда, не одному… Сейчас пытаюсь повторять то, что видел от отца или учителя… — честно признался я. — Впрочем, перед тем, как отпустить из дому, мне прочитали трехчасовую лекцию о поведении на постоялых дворах по пути в столицу и о ценах на проживание в период праздника. Времени с тех пор прошло немного, поэтому особенно напрягаться не приходится.
Том улыбнулся, и, немного подумав, поинтересовался:
— Кстати, а почему вы путешествуете один? Граф и без свиты — странно как-то…
— Традиция… — вздохнул я. — Когда-то давным-давно сын Веддинга Утерса Смиренного, собираясь на Праздник Совершеннолетия, решил взять с собой подходящую по рангу свиту. И, не определившись с оптимальным количеством клинков, которые могли бы подчеркнуть его значимость, пошел посоветоваться к отцу. Выслушав сына, Утерс Смиренный расхохотался, а потом сказал фразу, которая стала одним из негласных девизов рода: 'Дух — это лучшая защита. Поедешь один…' С тех пор во время первой самостоятельной поездки в столицу Утерсов не сопровождает никто…
— Интересная традиция… — Ромерс приподнял верхнюю крышку топчана и принялся складывать туда чересседельные сумки…
…Замерев в дверном проеме таверны, я склонил голову, приветствуя собравшихся в зале дворян, а потом неторопливо пошел следом за хозяином гостиницы к накрытому для нас с Томом столу.
Да, я понимал, что мое приветствие вряд ли кто-нибудь заметил — помещение освещало от силы десяток свеч, а единственной отдыхающей в нем компании явно было не до нас, — однако вбитые в подсознание правила вежливости требовали обозначить свое появление.
— Гуляют как минимум с обеда… — шепнул в спину следующий за мной Томас. — Вон, как лица раскраснелись…
— Хочешь составить им компанию? — негромко поинтересовался я.
— Нет. К застольям я, честно говоря, как-то не привык… — в голосе оруженосца мне послышалось легкое сожаление, но додумать мелькнувшую в голове мысль я не успел: господин Бодо свернул в небольшой закуток, и, радушно улыбнувшись, изобразил очередной поклон:
— Ваш стол, милорд…
— Благодарю… — кивнув хозяину, а, заодно и возникшей рядом со мной весьма милой подавальщице, я обошел стол и уселся спиной к стене. А потом с интересом уставился на Ромерса.
Судя по выражению лица Томаса, за последние шесть лет он ни разу не питался в заведениях такого уровня. И явно не слышал про последнюю моду покрывать столешницу куском выбеленного полотна. Поэтому в данный момент раздумывал, куда деть руки — видимо, класть их на белую ткань ему показалось неудобным…
— Не обращай внимания. Делай вид, что ее не существует. Или что так и должно быть… — стараясь не шевелить губами, еле слышно прошептал я. — Последнее столичное поветрие. Считается, что с этой тряпкой стол смотрится праздничнее…
— Спасибо, милорд… — слегка покраснев, так же тихо отозвался Ромерс. Но на всякий случай все- таки скрестил руки на груди.
Чтобы не смущать графа, я быстренько сделал заказ, а потом перевел взгляд на компанию, в отличие от нас не пожелавшую занять какой-нибудь 'кабинет', а восседающей вокруг трех составленных вместе столов в самой середине зала.
Мужчина, сидящий во главе стола, выглядел роскошно: дорогущее зеленое бархатное котарди с серебристым кружевным воротником, толстенная золотая цепь, пяток массивных колец с рубинами на пальцах правой руки. Однако стоило посмотреть на него повнимательнее, как в голове мгновенно всплыли рассказы Брюзги о последствиях злоупотребления пищей и вином: у дворянина оказалась землистое лицо, покрытое нездоровым румянцем и огромные темные мешки под глазами. Из кружевного воротника торчал жирный загривок. А под залитой вином окладистой бородой скрывалось как минимум три подбородка.
Большинство его собутыльников тоже не отличались воинской статью — на воина был похож только один. И то только наличием на нем бригантины: судя по толщине щек, упражнениям с ложкой 'воин' уделял гораздо больше времени, чем с мечом.
— …а потом я рубанул топором по загривку и перерубил вепрю шею! С одного удара! Жаль, что потом начался дождь, и телега, на которой везли наши охотничьи трофеи, увязла в каком-то болоте… — фраза, которую почти проорал дворянин в зеленом котарди, заставила меня отвлечься от осмотра и вдуматься в суть охотничьей байки. Однако представить себе молодецкий удар в его исполнении, увы, не удалось — если кабан не страдал ожирением и не находился при смерти, он был просто обязан снести охотника вместе с поднятым топором. Однако слушатели были другого мнения. И восторженно заревели.
— Угу… Так все и было… — дождавшись, пока за столом установится относительная тишина, подал голос кто-то из свиты охотника. — А утром посланные туда слуги обнаружили только стаю обожравшихся волков и начисто обглоданные кости…
Рассказчик расстроено шлепнул руками по коленям и ненароком продемонстрировал мне вышитый на сюрко герб:
— А я собирался повесить его голову вместо чучела сокола в гостиной…
'Шлем с семью прутьями. Значит, барон…' — вспоминая уроки геральдики, подумал я. — 'Точно: а вот и баронский обруч с семью остриями, увенчанными жемчужинами… Что дальше? Рассеченный намет означает отвагу, проявленную в бою. Ничего особенного. Так, что на щите? Перевязь вправо… Лилия и журавль. Ха! Забавно — успех, расцвет… и бдительность с осторожностью… Узкая полоса с тремя ответвлениями в верхней части щита — старший сын в семье… Щитодержатели — два вздыбленных льва… Ерунда… Зеленый цвет — изобилие, надежда… Серебро — чистота, скромность и благородство… Ну, и что у
