«несмышленыш» наконец почувствовал себя мужчиной.
Кое-какие подробности из перечисленных Мартой способов меня здорово заинтересовали. Ибо о таких вариантах утоления плотского желания я раньше не слышала. Однако стоило старухе увидеть мой загоревшийся взгляд, как она тут же сменила тему разговора. И, забыв о том, что я целая баронесса, чуть ли не пинками отправила меня отмокать в бочку с водой. При этом ее совершенно не волновало, что я все еще одета, а вода в бочке почти ледяная. Мне «срочно» требовалось смыть с себя «дорожную пыль» и, почему-то, «грязные взгляды этих похотливых жеребцов».
Вовремя вспомнив о том, что с Мартой не спорил даже мой отец, я на бегу сорвала с себя одежду, быстренько активировала голыш с руной Огня и, бросив его на дно бочки, ухнула в холодную воду.
Как оказалось, торопилась я не зря. Ибо смогла помыться в относительной тишине только благодаря тому, что Марта не успела увидеть меня обнаженной еще
Увы, все хорошее когда-либо кончается. И когда я выбралась из бочки и предстала перед Мартой во всей своей «красе», то поняла, почему после смерти мамы ее отправили в городской дом: хмуро оглядев меня с ног до головы, служанка грозно сдвинула брови и, уперев в бока кулаки, зарычала:
— Ужас! Кожа да кости! Я смотрю, вы там, в Орейне, совсем с ума посходили! Что, некому подсказать, что мужики — не собаки и на кости не бросаются? Жрать надо, дочка, жрать!
Я удивленно уставилась на себя в зеркало: кем-кем, а худышкой я себя не чувствовала никогда.
— Вот что это такое, по-твоему? — оказавшись рядом со мной, старуха взвесила на ладони мою грудь и презрительно поморщилась. — В твоем возрасте у твоей матери сиськи были во-о-о!!!
Представив себе размеры этого самого «во-о-о», я ужаснулась: носить на себе такое «богатство» мне бы точно не хотелось. А уж работать с мечом…
Однако Марта была другого мнения:
— Сейчас мы оденемся, и я покормлю тебя, как полагается. И приготовлю отвар, от которого грудь начнет расти как на дрожжах. Тогда хоть к весне она перестанет смотреться как две вмятины…
Вмятинами я свою грудь не считала, однако возражать поостереглась. Решив, что меня могут начать поить чем-нибудь похлеще, чем этот отвар.
Увы, мое молчание Марта восприняла, как свою маленькую победу. И, медленно обходя меня по кругу, продолжила описывать мои изъяны:
— Слишком узкие бедра, тощая задница, впалый живот…
«Хорошо, хоть ноги не кривые… — мрачно подумала я. — И спина не волосатая…»
Закончив осмотр, служанка вдруг замерла, потом медленно прикоснулась пальцем к родинке на моем животе и… заплакала:
— Тростиночка ты моя ненаглядная… Вся в мать… Такая же тоненькая да ладная… За что ее-то, а? Меня б забрал, что ли…
В ее голосе было столько искреннего горя, что у меня запершило в горле, а на глаза навернулись слезы. Представив себе Темного Жнеца, стоящего у изголовья мамы, я почувствовала, что вот-вот зареву…
Ага, как бы не так — настроение у Марты менялось, как погода ранней весной: не успела я уронить на пол первую слезинку, как она вытерла глаза передником, всплеснула руками, метнулась к креслу и вцепилась в лежащее на нем полотенце:
— Вот я дура-то старая, ваш-млсть! Стою, реву — а вы мокрая, как мышь! Вона, аж замерзаете на ветру!!!
Ошарашенно замерев, я попыталась понять, почему она вдруг перешла на «вы», откуда в комнате мог взяться ветер и не забыла ли бабка, что я жрец и способна позаботиться о своем здоровье.
— Мне не холодно, Марта! Ничего страшного…
— Ты это, тут меня-то не успокаивай! Тоже мне, хозяюшка! Сказала — вытираться, значит, будем вытираться! — взвыла старуха. И провела по моей руке полотенцем так, что чуть не содрала с предплечья всю кожу…
…К середине весьма болезненной процедуры я захотела понять, откуда в этой старой женщине так много энергии, перешла на истинное зрение и, наткнувшись взглядом на небольшую печать Гармонизации, висящую над каналом почек, еле заметно улыбнулась. Судя по всему, кто-то из ее знакомых, как и я, был жрецом вне категорий. И периодически подпитывал Марту своей силой.
Внимательно осмотрев ее внутренние органы, я нашла несколько слабых мест, сплела две печати Гармонизации и на всякий случай добавила к ним крохотную, почти незаметную печать Чужой крови. И тут же ее активировала, решив, что небольшая, но постоянная подпитка жизнью в таком возрасте не помешает…
К этому времени Марта решила, что я уже достаточно сухая и, повесив полотенце на спинку кресла, вцепилась в какое-то древнее нижнее платье. Судя по фасону и обилию кружев, помнившее еще времена моей бабушки.
— Ну, и чего уставилась? Оно по-всякому лучше, чем те тряпки, которые ты с собой привезла, — заметив мой удивленный взгляд, фыркнула служанка. — Твои платья в порядок уже не приведешь, а надевать их прямо так — только куриц смешить. Не морщись — ехать во дворец в нарядах твоей маменьки будет куда как лучше…
— Думаю, что такое сейчас уже не носят… — еле слышно пробормотала я.
Марта удивленно посмотрела на меня, остановилась… и жизнерадостно расхохоталась:
— Дочка! О чем ты таком говоришь-то? И вообще, что ты знаешь о дворцовой моде?
— А что о ней знаешь ты? — вырвалось у меня.
— Все! — уверенно сказала служанка. — Вернее, не так: я знаю, как мода появляется. А значит, знаю, как ее менять…
— Ну, и как? — с сомнением спросила я.
— Очень просто! — Старуха принялась натягивать на меня одежду. — Не верь, что моду придумывают портные. Если тебе кто-то скажет такую чушь — ткни его кинжалом. Два раза. И еще врежь ногой по… тому, что у него между ног. Ибо моду определяют
Я представила себе эту картину и ошарашенно кивнула.
— Так вот, вместо того чтобы вернуться домой, графиня забрала кинжал у своего мужа, подровняла разрез, потом встала справа от мужа и как ни в чем не бывало пошла вверх по лестнице! Церемониймейстера чуть удар не хватил — твоя маменька сказала, что он запнулся, называя имя графа Нейдда. А уже часа через два добрая половина всех женщин моложе двадцати пяти выплясывала с разрезами на правом бедре. Причем у некоторых он доходил чуть ли не до задницы…
Я недоверчиво прищурилась.
— Если не веришь, спроси… — Марта нахмурилась, закусила губу и вздохнула. — В общем, тут уже некого. Будешь во дворце, поспрашивай слуг. Они наверняка помнят. Кстати, мода на разрез держалась при дворе целое лето и половину осени…
— С ума сойти…
— Угу… — кивнула она. — В общем, запомни: если ты молода, красива и в состоянии вести себя как царствующая королева, то можешь появиться на балу хоть голой…
— Голой мне отчего-то не хочется, — хихикнула я. — Говорят, во дворце жуткие сквозняки…
— И куча всяких ниш, в которых так любят прятаться всякие лощеные красавцы… — мечтательно вздохнула Марта. — Приедешь, бывало, домой, а вся грудь и задница — в синяках…
«Мне такого не надо…» — подумала я.
Потом вспомнила некоторые свои мечты, в которых фигурировал виконт Алагзар, и покраснела.
Старуха понимающе улыбнулась и… промолчала. Потом еще раз вздохнула и потянулась за верхним платьем…
