за гранью моего восприятия жизни. Так что возможность совершить пешую прогулку в места, куда Макар телят не гонял, должна была стать для него воздаянием. Правда, мне было немного не по себе от того, что те офицеры, которых он взял с собой, вряд ли переживут этот променад, но взгляды, которые бросали на меня большинство из них, заставляли с этим смириться: видимо, слухи о том, что я убила Бесенка, дошли и до них…
…Шагая следом за Олежкой, я внимательно смотрела по сторонам, балансируя на грани
Вообще завидовать было чему – мой муж оказался на редкость цельной натурой. В дни, когда у меня сносило крышу и жутко тянуло устроить скандал, я обычно зверела от того, что придираться к нему, собственно, причин не находилось. Все, что он делал, он делал добросовестно и от души. Тренировался. Играл с ребенком. Вникал в политику сопредельных с Аниором стран. Общался со мной. Странно, но даже тогда, когда я откровенно несла чушь, пытаясь его уязвить, он слушал меня внимательно, вникая в то, что я говорю, и пытаясь понять, что же стоит за сказанными мною словами. Стервозность, как оказалось, присущая и мне, не находила выхода, и меня начинало клинить от бессилия… Ярость требовала выхода, но не находила… До того дня, когда я вдруг решила, что хочу на Землю… Боже, какой я оказалась дурой… Ведь сложись все немножечко иначе, я могла никогда не увидеть ни мужа, ни сына, ни ребят, а стать подопытным кроликом. Или попасть в руки маньяка типа Беса…
– Ищем место для ночевки! – прервал мои размышления муж. – Хорошо бы найти поляну или возвышенность, свободную от растительности… Ночью тут становится весело…
– Веселее, чем днем? – недоверчиво спросил конопатый крепыш, шагающий чуть впереди Кормухина. – Я думал, что хуже быть не может…
– Да? Ты пессимист, однако… – хохотнул Вовка. – Может! Вообще нам сегодня везло… Шли, как на прогулке… Я даже удивился – куда вся живность подевалась?
– Хватит трепаться… Слушать мешаете… – рявкнул Дед и отбросил в сторону пытающуюся вцепиться в его сапог помесь слизня и сороконожки. Только размерами с небольшую змею.
– Есть, сэр! – Щепкин попробовал было щелкнуть каблуками, но получил хорошего тумака от идущей следом Беаты и лязгнул зубами – тумаки у нее были увесистыми…
…Поляну найти не удалось – пришлось устраивать лагерь прямо в чаще леса. Пока первая треть отряда ставила палатки, а вторая – охраняла их от живности, Олег, Беата и Дед устроили жуткую резню метрах в восьмистах сзади – по их мнению, запах свежей крови для местных каннибалов должен был служить гораздо большим раздражителем, чем наш лагерь. В принципе, так оно и получилось – уже через пять минут после их возвращения до нас донесся первый голодный рык, а минут через тридцать со стороны побоища начали раздаваться такие звуки, что побледнел даже изо всех сил старавшийся сохранять невозмутимое лицо Кормушка. Но особенно хреново ему стало, когда на вопрос «А сколько мы прошли за день» он получил короткий, но довольно емкий ответ:
– Восемь километров четыреста двадцать семь метров… Если верить моему маршрутизатору…
– А сколько еще осталось?
– Четыреста тринадцать с мелочью…
Олег, делая вид, что не видит выражения лица своего «ляпшего друга», убрал маленькую коробочку взятого из схрона у Перехода приборчика в нагрудный карман и добавил:
– Ну, так мы перешли сюда в половине третьего дня по местному времени… Пока собрались, пока пошли… А, вы еще хоронили погибшего… Нормальный темп… Ладно, давайте распределим караулы…
Ночь прошла относительно спокойно. Если не считать того, что храпело человек пять мужиков. Включая спящего в соседней палатке Сему. Ребятам было наплевать, а я, выдрыхшаяся в гостях у Кормухина как минимум на месяц вперед, никак не могла заснуть. Теоретически можно было бы подомогаться мужа – после его ласк меня вырубало, как торшер при коротком замыкании, – но присутствие в нашей палатке Беаты и Вовки заставляло об этом только мечтать… В общем, задрыхла я далеко за полночь, обхватив рукой талию Олега, и перестав обращать внимание на визг, рев, рычание и храп, а проснулась где-то за час до рассвета. От дикого хохота Угги:
– Ух-ты… Первый раз такое вижу!
Выскочив из палатки, не забыв предварительно осмотреть землю перед ней, я, на всякий случай выхватив меч, бросилась на голоса, раздающиеся из центра лагеря.
Посмотреть было на что – один из людей Кормушки, по-моему, откликавшийся на фамилию Соболев, шипя от боли, вертелся, как юла, неподалеку от Угги, безуспешно пытаясь отцепить от голой задницы какую-то змееподобную тварь сантиметров тридцати длиной. Спущенные до щиколоток брюки, полуметровый обрывок туалетной бумаги, зажатый в его правой руке, автомат, болтающийся на шее, блики горящего между палатками костра… – картина выглядела настолько потешно, что я не выдержала и присоединилась к гулко хохочущему товарищу.
Через минуту около дико матерящегося солдата собралась добрая половина лагеря, и каждый, присоединяющийся к общему веселью, не упускал возможности позубоскалить:
– Слышь, Тема, а зачем тебе шланг на заднице?
– Резвее, резвее! Звона не слышно…
– А зачем тебе еще один прибор, да еще и сзади?..
– Разойдись, бля! – рявкнуло за моей спиной голосом Олежки, и бедный солдат, сбитый с ног, дико заорал: Коренев, схватив тварь, оторвал ее от залитой кровью ягодицы вместе с куском мяса.
– Кто у вас там санинструктор? Обработайте рану, и как можно скорее… Автомед, смотрю, уже пашет, – значит, противоядие ввел… Предупреждал же – не отходить от лагеря в одиночку! И смотреть под ноги, прежде чем сделать шаг… Не говоря уже о том, что присесть…
– Он просто охотился… На живца! – хохотнул кто-то из толпы.
– Иваныч! Заткни своих придурков… Если они так и будут хлопать ушами, то до лаборатории дойдем только мы…
От последовавшей за его словами тирады Кормухина у меня завяли уши. Очень образно выражаясь на языке, так освоить который можно было, наверное, только в армии и на зоне, генерал доходчиво объяснил своим людям, в каких отношениях он состоит с ними, с их родственниками и даже с одеждой. Чем закончится каждый их неверный шаг, вздох или улыбка. Для чего они вообще родились и к какому отряду млекопитающих относились их родители…
Спать решили не ложиться – полчаса, оставшиеся до рассвета, решили посвятить завтраку и сборам…
Обеззараженная какими-то таблетками вода пахла просто омерзительно, и вместо умывания я протерла лицо дезинфицирующими салфетками, а потом в компании Беаты и Олега отправилась в лес в туалет. Писать, держа в руке меч, да еще под охраной двух вооруженных парными клинками ребят было настолько потешно, что я не выдержала и захихикала.
– Тебя тоже что-то укусило? – не отводя взгляда от зарослей кустарника, в котором что-то неприятно шебуршало, поинтересовалась Хвостик.
– Да нет, думаю, что в наших тренировках были существенные пробелы! Мы ни разу не отрабатывали удары из положения «на корточках», перекаты с унитаза или биде…
– Болтушка… – хмыкнул мой благоверный. – Давай, заправляйся… И встань за моей спиной: не нравится мне этот шорох… Хвостик, ты все? Пошли к лагерю… Кстати, кажется, дождь начинается…
…Первые капли дождя начали пробиваться сквозь листву минут через сорок. К этому времени мы успели поесть, собрать палатки, поухаживать за бедным Кольеном и тронуться в путь. А через два с небольшим часа почва под ногами превратилась в болото. Подниматься по не особенно крутому для нормальной погоды склону стало совершенно невозможно – ботинки скользили, как по льду, а комки грязи, налипающие на них, превращали каждый шаг в маленький подвиг. В общем, к моменту, когда отряд взобрался на вершину небольшого, покрытого все тем же лесом холма, сдохли почти все. За исключением разве что Деда, Ольгерда, Угги и Беаты. Даже у Глаза, Семы и Эрика, никогда не жаловавшихся на усталость, отваливались
