Потом Малхаз и Настя ушли, а Таисия тут же начала укорять Павла:
— Это из-за тебя. Ну что ты к ней пристаешь? Сходи туда, подай это. Уйди, не лезь. Что она тебе, кукла? Разве можно так с девочкой!
— А что я, — оправдывался Павло, — она как шило в заднице. Сама должна понимать, что и у матери личная жизнь должна быть. Не в лес же нам с тобой опять идти. Надоело!
— Но и не при ней, в конце концов!..
— Так объясни ей, что надо уходить, когда взрослые…
— Что же мне ее, выгнать прикажешь?!
— Все вы бабы такие! — взорвался Павло. — Я к тебе со всей душой, только о тебе и думаю, а ты все о ней. Если я тебе не нужен, так и скажи! У меня, может, чувства, а она: «Мам, дай то, дай это». Сиську еще ей дай — скоро пятнадцать лет девке. Эх, был бы я ее отцом, быстро бы выдрессировал!
— Да что она тебе собака или медведь! — возмутилась Таисия.
— Между прочим, и медведя на велосипеде учат, а ты так ее распустила!..
Подумалось: все — это надолго. Но я снова с любопытством и какой-то злой радостью прислушивался.
Таисия не выдержала, сорвалась на крик:
— Вот и шел бы ты со своими подачками!
— Дура, для вас же стараюсь! Все тебе, тебе, а ты… Думаешь, мне легко? Вот будут деньги — уедем. Вместе уедем…
— Это ты сейчас так говоришь, а как деньги появятся, найдешь себе в городе кралю. Нужна я тебе с ребенком!..
— Ну и дура же ты, Таиська, тьфу, дура, — Павло плюнул, брякнул оружием и забормотал что-то невнятное.
— Ну и уходи, — снова закричала Таисия, — без тебя спокойней!
— А вот это мы еще посмотрим! — отрезал Павло.
Послышался грохот задвижки, хлопнула дверь.
«Неужели ушел?! — подумал я с облегчением. — Если это так, то мне можно наверх, на свободу. Лишь бы он не вернулся. Милые бранятся — только тешатся, — вспомнилась старая пословица, и вновь стало тревожно. — Ведь он может вернуться в самый неподходящий момент. Ревнивый же, гад, наверняка. Подумает еще чего… Ладно я, а Таисию подставлю…» Пока я так размышлял, мысленно раскладывая ситуацию так и эдак, неожиданно появилась Таисия.
— Артем, живой?! — позвала она. — Не бойся, его нет.
Я вышел, отряхнулся от пыли, посмотрел на Таисию. Почувствовал ее плохое настроение и постарался хоть в чем-то угодить.
— Пойду натаскаю воды козам, — предложил я, схватил ведра и побежал к колодцу. Но, пробегая мимо собачьей будки, задел миску с какой-то баландой, которую только что поставила Таисия и к которой уже трусила Малышка. Баланда разлилась. Виновато поглядывая на Таисию, стал складывать вареный картофель и какие-то ошметки в миску.
— Ты еще на мою голову свалился! — всхлипнула Таисия и, скомкав сорванный с плеч платок, уткнулась в него.
Когда вечером пили чай, она уже совершенно успокоилась, даже посмеивалась, дуя на блюдечко:
— Павло ушел, одеколон свой забрал — это значит надолго. Гордый! Хочет показать этим, что уходит навсегда. Ну и скатертью дорога! — а все-таки в словах ее чувствовалась обида, и взгляд был какой-то рассеянный. Все говорило о том, что она любит этого хохла-наемника. Помолчала, потом добавила: — Минимум месяц его не будет.
На следующий день Таисия ушла в поселок, а я, пользуясь ее отсутствием, решил оглядеть округу. Покинув пределы крепости, спустился к пересекающему склон распадку. Поселок сразу скрылся за отдаленным холмом. Дальше идти не решился, боясь попасться на глаза людям. На дне распадка в тени склонившихся акаций бежал ручей. Здесь было очень прохладно, пели птицы, журчала вода. Я прилег, завороженный звуками природы. И до того размечтался о возможной хорошей жизни, что не заметил подошедшую Таисию.
— Ну что глаза вытаращил, сумку возьми!
Она поставила передо мной свою поклажу, но не остановилась, а стала подниматься к крепости. Не шелохнувшись, я провожал ее взглядом. «Эх, вот бы когда-нибудь… Но это невозможно. Я для нее совсем мальчишка»… Уже отойдя достаточно далеко, Таисия оглянулась.
Я тут же вскочил, сбрасывая оцепенение, схватил сумку, пустился вдогонку. Сбивчиво заговорил:
— Тут так хорошо, что я… Со мной что-то такое… Когда шел, ничего этого не видел… вернее, видел, но совсем не так на все это смотрел. Что вы так долго? Я уже начал волноваться.
— Хорошо, что не пошел искать. Давай, заходи, — пропустив меня вперед, она закрыла ворота. — Устала, моталась целый день. Да еще родственники сказали, что свекровь разболелась, а у нее хозяйство… Скоро и к ней идти придется, а это там, за горой — она показала куда-то вверх. — Поднимайся в комнату, выкладывай из сумки на стол, тут гостинцы. Я сейчас приду.
В комнате я поставил сумку на стул и начал выкладывать домашние продукты, в том числе и темную, сильно поцарапанную бутылку с какой-то жидкостью.
— Это вино, — пояснила тихо подошедшая Таисия. — Подарок Сулико. Она каждый раз сует мне какую-нибудь бутылку. У меня в закромах их уже целый арсенал. Хоть свадьбу играй! Хочешь выпить?
— Конечно!
Я откупорил вино, и мы его тут же распили.
— Что-то на меня нашло. Обычно я пью мало, — оправдывалась захмелевшая, порозовевшая и оттого еще более похорошевшая Таисия.
— Ну, если у вас много… вина, то, может, еще одну бутылочку достанем? — обнаглев, спросил я.
Мне хотелось продлить это легкое головокружение, которое ощутил после выпивки.
— Хватит.
Наступило молчание. Я рассматривал лицо Таисии, подмечая каждую мелочь. Особенно мне нравилась крошечная родинка на подбородке.
— Что так смотришь? — спросила она насмешливо, так что сразу стало ясно, о чем идет речь.
— Просто вы такая красивая…
Таисия усмехнулась:
— Налить тебе еще стакан, так и Василисой Прекрасной покажусь.
Я обиженно опустил глаза и пролепетал:
— Была бы у меня такая жена, как вы, я бы вас… то есть ее на руках носил, а ваш этот…
Она резко остановила меня:
— Не твое это дело. Сами разберемся, понял? Много ты про него знаешь!..
— Да я про себя говорю! Что вы так разошлись?! Я же правду говорю, как думаю. Вот даже стишок какой-то ерундовый вспомнил:
Может стишок, а может, чувство, с каким я его прочел, подействовали на Таисию, и она, улыбнувшись, спросила с подначкой:
— Влюбился, что ли? — и тут же, чтобы не вгонять меня в краску, прикрикнула: — Долго ты будешь копаться, нацмен? Ставь чайник, печку разожги, сидишь, как в гостях… — Помедлив немного, добавила: — Сегодня будешь спать на дочкиной кровати, — и вышла.
