смогла. Ей казалось, что они оставляют страх позади, где-то в городе. В мчащейся машине она не ощущала себя в западне, как было в тайнике. По крайней мере, одно преимущество в плане Малчека было: Клер чувствовала себя не как жертва, а как охотник. Дорога взбиралась все выше, вместе с ней поднималось и настроение Клер.
В конце концов не в силах сдержать широкую идиотскую улыбку, она глубоко вдохнула и закричала, раскинув руки и вовсю раскрыв рот.
Малчек чуть не съехал с дороги.
Бешено глянув на нее, он прокричал:
– О, господи! Женщина, что с тобой происходит?! Ты чуть нас не сделала дорожным происшествием под номером 873.
– Я?! В самом деле я? Майк Малчек Народный Герой и Покровитель Беззащитных Женщин! Думаешь, нас на шли бы через тысячу лет в грунте этого каньона и изумились бы? Посчитали бы нас ужасно странными, женщина и мужчина в металлической коробке?
Он не верил своим ушам – она уже с ним препиралась. Его нога автоматически отпустила акселератор, машина стала замедляться, и он увидел, как сверкают ее глаза, с вызовом уставившиеся на него. Клер была так довольна собой, такая сумасбродная и глупая, что он засмеялся. И как и она, он не смог остановить смех.
– Ты сумасшедшая, – только и сумел выговорить Малчек.
Она никогда еще не видела на его лице больше, чем улыбку, да и та была вежливой. Если он смеялся, это всегда было коротко и сухо, над чем-то, о чем знал только он. Сейчас же она была в восторге от результатов своей выходки. Было ли это вызвано облегчением после двух предыдущих дней, прошедших в интенсивной подготовке, или роскошным утром и дорогой, расстилавшейся перед ними, Клер не смогла бы сказать. Все, что она видела, – это то, что внутри хладнокровного, властного полицейского скрывался человек.
– Ты прекрасен, Майк Малчек, – сказала она ему.
– А где же «Народный Герой»? – упрекнул он ее, все еще веселясь.
– И Покровитель Беззащитных Женщин. И кто-то еще?
– О, поэт, любовник, философ. Вес, что есть хорошего.
– Особенно поэт.
– Да, особенно. Я читаю и пишу.
– Сигаретным воздухом дышу.
Это бессмысленная рифма их доконала. Малчек почувствовал, как в груди у него что-то рвется, нить за нитью.
Чем больше он смеялся, тем глубже ему дышалось. И чем глубже ему дышалось, тем лучше он себя чувствовал.
Но услышать свое имя по радио, совсем этого не ожидая, действует отрезвляюще. Голос, передающий новости, безжалостно стер улыбки с их лиц.
«История Клер Рэнделл и полицейского Майка Малчека, как оказалось, еще не завершилась. Прошло всего несколько дней с того момента, когда лейтенант Малчек застрелил убийцу, покушавшегося на жизнь мисс Рэнделл. После этого они объявили о своей помолвке, и этот роман привлек широкое внимание публики. Тем не менее час назад взрывы подложенных бомб разнесли квартиры обоих. Во время взрывов Малчек и Рэнделл дома не находились. Разрушения очень сильные. Представитель департамента полиции сказал, что взрывы, вероятно, являются делом рук хулиганов или людей с неустойчивой психикой, привлеченных рассказами газет. Мы не смогли связаться с мисс Рэнделл или лейтенантом Малчеком для комментария».
Последние слова диктора утонули в потоке десятиэтажных ругательств, которые когда-либо слышала Клер. То, что половина из них была на русском, совсем не помогало. (Это было единственное наследство, доставшееся Малчеку от его деда, приехавшего в Америку из России.) Когда тот немного остыл и замолчал, Клер рискнула заговорить:
– Мне жаль, Майк. Я имею в виду твою квартиру.
Он пожал плечами.
– Это было лишь место, чтобы ночевать, но все равно она застрахована, – глянув на нее, он улыбнулся, – хотя страховой компании явно не придутся по душе «сильные разрушения».
Он показался Клер до неприличия жизнерадостным, после того как выпустил пар. Ее же слегка затошнило, и не только от известия окончательном разрушении квартиры, но и от того, что действительность так неожиданно и грубо вновь ворвалась в ее жизнь. «Это научит меня, как думать, что я в безопасности», – подумала она, крепко сжимая руки, чтобы остановить дрожь. За ней все еще охотились, в любую минуту она могла погибнуть. В отчаянии она оглянулась на машины сзади, посмотрела на дорогу впереди.
– Ты уверен, что они тут? Рядом с нами?
– Кто? Мои люди? Абсолютно уверен. Не волнуйся, Клер. Мы готовы к встрече с ним.
– О боже, Майк… – она едва могла говорить. Дрожь от пальцев перебежала к кистям, затем, как змея, скользнула через все ее тело, и Клер ничего не могла с ней поделать.
Ничего не говоря, Малчек щелкнул сигналом поворота, вклинился между «шевроле» и «кадиллаком» и, съехав на пыльную обочину, остановил машину. Когда мотор заглох, единственным звуком было лишь шуршание шин безразлично проносившихся мимо них автомобилей.
– Выкладывай, Клер. Я даю тебе последний шанс.
– Я могу передумать? Я могу вернуться обратно?
Он вздохнул, уставясь на каменную стену, которая возвышалась в нескольких дюймах от ее окна.
– Ты можешь делать все, что хочешь.
Клер смотрела ему в глаза, чувствуя подступающие предательские слезы. «Он довольно маленький, – подумала она, – худой, с тонкими костями, невысокий, ненакачанный, совсем не похож на телохранителя». Эдисон был большим, она ясно это помнила. Высокий, длиннорукий, с широкой грудью.
Большой грузовик замедлил ход, проезжая мимо них, и Малчек закрыл рукой дымчатый экран люка на крыше автомобиля, через который пекло жаркое солнце, нагревая машину как духовку.
Клер все еще смотрела на Малчека, не в силах отвернуться. «Что я здесь делаю, с этим маленьким мужчиной. В любую минуту Эдисон может подобраться сзади и застрелить меня. Сейчас солнечный свет, через секунду – полная тьма». Ее дрожь усилилась, захватывая все внутренности. Казалось, даже кости стучали. Голос Малчека прервал ее мысли:
– Он считает, что, разрушив наши дома, заставит нас чувствовать себя в изгнании и быть уязвимыми, как будто у нас больше нет укрытия, чтобы спрятаться, когда разразится гроза. Это значит, что он зол, а это хорошо. Его злость и ярость гораздо более опасны для него, чем изгнание для нас. Мы всегда можем купить новую мебель, а он не может исправить те ошибки, которые сделает за него ярость. Он пока не причинил нам никакого вреда, Клер, ничего не изменилось.
Малчек почувствовал, как дрожит Клер, и повернулся к ней. Темные глаза поглотили его, и он увидел в них сомнение. «Она снова уменьшается, – подумал он. – Странно, какой крошечной становится она в своем страхе, сжимаясь в какую-то птичку, с маленькими перышками и без крыльев». Он придвинулся к ней и обнял в инстинктивном порыве утешить испуганного ребенка.
Прижимаясь к Малчеку, Клер еще сильнее ощутила, что он сложен далеко не так крепко, как Эдисон. Но его мышцы были упругими и сильными. Руки его тоже были сильными, и она постепенно перестала дрожать, затихнув в их объятиях. «Я здесь в полной безопасности, – сказала она себе в изумлении. – Меня никто не тронет, кроме этого человека. Почему я в этом так уверена?» Она проиграла в уме только что сказанные им слова.
– Откуда ты знаешь, что он думает?
Его негромкий голос звучал совсем близко от ее головы, и она поняла, что его лицо прижималось к ее волосам.
– Я не знаю откуда, но я знаю.
– А это значит, что Эдисон знает, о чем думаешь ты?
– Вероятно.
