смертной тоски крик доносился в долину. Причем все эти пауки были как две капли воды похожи на того, что сидел на лице Кристины.
Вопли бедных животных достигли даже замка, и вскоре туда пришли пастухи с вестью о том, что скот погиб от ядовитых тварей. Все больше приходя в ярость, слушал фон Штоффельн, как гибло стадо за стадом, о сделке с Зеленым Человеком и о том, как его обманули. Услышал он и о том, что пауки, как близнецы, похожи на того, который сидел на лице женщины из Линдау, в одиночку вступившей в сговор с Зеленым Человеком и скрывшей это.
Тогда, ослепленный гневом, фон Штоффельн поскакал на гору и разразился проклятьями в адрес несчастных, заявив им, что не намерен из-за них терять свои стада и что они обязаны возместить ущерб, а также о том, что им придется ответить за невыполнение своего обещания. Говорил он и о том, что не хочет быть из-за них в убытке, а если это случится, то крестьяне возместят его в тысячекратном размере. «Вы меня еще узнаете!» — повторял он, нимало не заботясь о том, что сам же взвалил на них непосильный труд, что и толкнуло крестьян на такой ужасный поступок. Теперь же, забыв обо всем, он твердил только об их вине.
Многие догадались, что пауки были посланы им силами зла в напоминание о сделке и что подробности этой сделки знает, но скрывает от них Кристина. Теперь крестьяне снова боялись Зеленого Человека и больше не смеялись над ним; боялись они и своего господина. Но если бы им и удалось угодить обоим сразу, то что скажет им Высший Судия, одобрит ли это и захочет ли принять их покаяние?
Так, в страхе, собрались самые уважаемые из крестьян в заброшенном сарае, а Кристине велено было прийти и выложить все начистоту. Кристина, жаждущая мести и обезумевшая от страшной боли, явилась.
Она не увидела здесь ни одной женщины и сразу же заметила нерешительность мужчин, а потому рассказала обо всем, что было на самом деле: о том, как Зеленый Охотник быстро поймал ее на слове и в качестве залога оставил поцелуй, на который она поначалу обратила внимания не больше, чем на любой другой; о том, как на том месте, куда ее поцеловали, после крещения первого новорожденного стал расти, причиняя ей адские муки, паук; о том, как паук, едва окрестили второго ребенка и был вторично одурачен Зеленый Человек, разродился бесчисленным множеством новых. Она сказала также, что Зеленый Человек никому не позволит себя безнаказанно дурачить: об этом свидетельствуют ее нечеловеческие страдания. Теперь, по ее ощущениям, паук на ее щеке снова разрастается, и пытки ее становятся все более мучительными, так что, если следующее дитя не отдадут Зеленому Человеку, никто не сможет предсказать, каким будет новое несчастье и ужасная месть за него их хозяина-рыцаря.
Так говорила Кристина, а сердца мужчин сжимались от страха, и долго потом они не могли вымолвить ни слова. Затем один из них выступил с краткой, но четкой речью. По его словам, наилучшим выходом было бы убить Кристину: если она умрет, то Зеленый Человек останется с мертвой жертвой и не будет иметь возможности вредить живым. Тут Кристина дико захохотала, подошла к нему вплотную и сказала:
— Можешь ударить первым, мне уже все равно, но Зеленому нужна не я, а некрещеное дитя, и так же, как он отметил меня, он может отметить и руку того, кто ко мне первым прикоснется.
По руке говорившего мужчины вдруг прошла дрожь, он сел и уже молча слушал речи остальных. Никто не хотел договаривать до конца, и каждый старался выражаться лишь неясными намеками, однако все же сошлись на том, что следующим ребенком нужно будет пожертвовать. Но ни один из них не вызвался нести ребенка по крутой дороге мимо часовни к месту, куда доставлялись раньше деревья. Никто не боялся использовать дьявола, как они считали, на благо остальных, однако ни один из них не желал заводить с ним личного знакомства. Тогда Кристина сама вызвалась пойти, объяснив это тем, что, однажды связавшись с чертом, не стоит бояться большого вреда от повторной встречи. Все хорошо знали, кто будет рожать следующего ребенка, но никто об этом не говорил вслух, а будущий отец не посмел возразить. Объяснившись таким образом — где словами, а где и намеками, — все разошлись по домам.
Всю эту ужасную ночь, когда Кристина рассказывала о своей сделке с Зеленым Человеком, молодая женщина, ожидавшая ребенка, сама не зная почему, проплакала. События недавнего прошлого не вселяли в ее душу спокойствия и уверенности, непонятный страх неотвязно мучил ее, несмотря ни на какие молитвы и исповеди. Подозрительное молчание, казалось ей, смыкалось вокруг: никто больше не говорил о пауке, временами она чувствовала на себе подозрительные взгляды, в которых, казалось ей, читалось ожидание того часа, когда она родит ребенка и когда можно будет откупиться от дьявола.
В своем противостоянии злой силе она чувствовала себя очень одинокой и брошенной; ни в ком она не находила поддержки, кроме свекрови — благочестивой женщины, ухаживавшей за ней. Но чем могла помочь старая женщина против дикой толпы? У бедной будущей матери был муж, который когда-то называл ее своей единственной; но как он теперь дрожал за скот и как мало обращал внимания на страх жены! Обещал прийти по первому же зову пастор, но могло случиться всякое от момента, когда за-ним пошлют, и до его прихода, да и бедной женщине некого было больше послать за ним, кроме собственного мужа, который должен был бы стать ей защитой и опорой; к тому же несчастная жила в одном доме с Кристиной, их мужья были братьями, а других родственников у нее не было: сиротой ее приняли в дом! Можно представить себе ужас бедной роженицы, которая только в совместных молитвах со своей доброй свекровью находила утешение, да и то лишь украдкой от злых глаз.
Тем временем нашествие пауков не прекращалось и продолжало держать людей в страхе. Правда, уже не так часто падал скот и показывались на глаза пауки. Но едва лишь кому-то удавалось избавиться от страха, едва лишь кто-нибудь решался подумать или сказать: «Зло не вечно, и нужно еще как следует подумать перед тем, как совершить такое преступление перед душой невинного младенца!» — как заново вспыхивали муки Кристины, паук вздымался вверх, и несчастья с удвоенной силой набрасывались на стадо того, кто так думал или говорил.
И чем ближе был роковой час, тем страшнее свирепствовала эта чума, так что люди поняли, что пришло время договориться, как им надежнее и не причинив никому вреда, завладеть ребенком. Больше всего они боялись мужа будущей матери, применять к нему насилие не хотелось никому. Тогда Кристина вызвалась его уговорить — и ей удалось сделать это. Он сказал, что ничего не хочет знать об этом деле и исполнит волю своей жены — позовет пастора, но спешить не будет и ничего потом не спросит о том, что происходило в его отсутствие. Так пошел он на сделку с собственной совестью, а от Бога собирался откупиться пожертвованиями в пользу церкви. Однако для души бедного ребенка, думалось ему, тоже надо будет что-то сделать. Будущий отец обнадеживал себя мыслью, что благочестивый пастор, возможно, сумеет вырвать ребенка из рук дьявола, — и тогда можно было бы умыть руки: и дело было бы сделано, и нечистый посрамлен. Во всяком случае, думал мужчина, как бы там ни было, его вины во всем этом не будет, раз он лично ни в чем не участвовал.
Так, ничего не ведая обо всем этом, бедная женщина была предана, и напрасно с дрожью в сердце надеялась она на помощь — решение совета мужчин было для нее ножом в спину, — но то, что решалось там, на небесах, еще скрывали облака.
Лето в тот год выдалось дождливое, однако пришло время убирать урожай, и все силы были брошены на то, чтобы в ясные дни упрятать зерно от дождя. Было жаркое послеобеденное время, но налитые свинцом облака уже покрывали вершины мрачных гор; ласточки испуганно жались к крышам, а несчастной беременной женщине было тоскливо и неуютно в пустом доме. Тут, словно обоюдоострый меч, вонзилась боль в ее мозг и кости, у нее словно потемнело перед глазами: наступило время родов, а она была одна. Страх гнал ее из дома, и тяжелыми шагами женщина направилась в сторону поля, но вскоре вынуждена была сесть; она хотела крикнуть, но крик не шел из ее стесненной груди. С ней был маленький мальчик, который едва умел ходить и никогда еще не добирался до поля сам, а только на руках матери. И этого крошку бедная женщина должна была послать в поле, не зная, найдет ли он его и донесут ли его туда слабые ножки. Но преданное дитя видело, как страшно было его матери, и бежало, падая и снова поднимаясь… А рядом с ним кошка гналась за кроликом, голуби и куры бросались ему под ноги, бодался и игриво прыгал вслед ягненок, но мальчуган ни на что не обращал внимания, чтобы не опоздать и честно выполнить поручение. Женщина же вернулась в дом и ждала.
Запыхавшись, появилась бабушка, а муж все медлил, сославшись на то, что ему нужно выгрузить корм. Целая вечность прошла, пока он вышел, и еще одна вечность прошла, пока он медленно отправился в неблизкий путь к пастору, а бедная женщина в смертельном ужасе чувствовала приближение своего часа.
