и, щуря зеленые глаза, читала контракт, напечатанный через один интервал.
Она взглянула на него, поблагодарила за принесенную воду и сказала:
— А сад стал смотреться гораздо лучше. Вы подстригли дерево? А что это, яблоня?
— Слива, — коротко ответил Уиллоус. Он твердо решил, что не даст ей себя очаровать. Он сердился на себя уже за то, что позволил себе заметить в ней женщину.
Она еще раз обговорила с ним все условия контракта, как они будут давать рекламу, какой процент от продажи дома она получит, как скоро покупатель сможет вступить во владение. В четверг в журнале по недвижимости, продающемся в Вест-Сайде, будет помещена черно-белая фотография его дома. Она сказала, что надо определить день, в который желающие могут приехать и осмотреть дом.
— Я об этом еще не думал.
— Это утомительно, но необходимо. Я смогу в воскресенье, если вас это устроит. Лучше днем, — она улыбнулась, — если, конечно, мы не продадим его раньше.
— Хорошо, пусть будет в воскресенье днем.
Она сделала пометку в своем календаре.
— А если у меня появится покупатель, который захочет срочно посмотреть дом, вы не будете возражать, если я заявлюсь сюда экспромтом?
— Конечно, не буду. — Как все участковые полицейские, Уиллоус давно привык проводить на работе уйму времени. Кроме того, это был лучший способ отвлечься от домашних проблем — как можно больше работать. В последнее время он почти не бывал дома и пользовался только кухней и спальней. Теперь он убирал только за собой, и в доме всегда было чисто.
— Мне вам предварительно позвонить?
— Позвоните, может быть, застанете меня, а если нет, то приезжайте и показывайте им все, что нужно.
— Вы не хотите, чтобы я звонила вам на работу?
— Да, это нежелательно.
— Хорошо, у меня все. — Она протянула ему авторучку — внушительный золотой «шоффер». У нее были изящные руки, бледная кожа… Красный наманикюренный ноготь остановился внизу на последней странице контракта.
— Вот, будьте любезны, подпишите здесь… и здесь… — Блестящая прядь волос платинового цвета упала ей на щеку. Уиллоус коряво подписался с таким чувством, словно это было прощальное письмо всей его жизни.
Силия Кембридж закрыла ручку колпачком и убрала ее в черный кожаный портфель. Уиллоус встал и подошел к камину. Там на полочке в бумажном конверте все еще лежал ключ, оставленный Шейлой. Он разорвал конверт, вытряхнул ключ и отдал его Силии.
— Спасибо.
Уиллоус помог ей надеть пальто и ощутил аромат сирени.
На пороге она задержалась.
— Извините меня, я выхожу за рамки профессии, но я знаю, вам сейчас нелегко. Если я чем-нибудь могу помочь, позвоните мне.
Уиллоус не ответил. У него перехватило горло. Порыв ветра гнал по лужайке сухие листья.
— Я буду рада помочь, если вам что-то будет нужно, — сказала она и коснулась его рукава. — Там на столе моя карточка. Домашний телефон на обороте.
Уиллоус кивнул и выдавил из себя улыбку.
Ее каблучки застучали по ступенькам, и он поспешно закрыл дверь, хотя она еще не успела сойти вниз. Он боялся, что она одарит его еще одной ослепительной улыбкой. Прислонившись спиной к двери, он стоял, пока не услышал, что она завела «мерседес» и уехала. Только тогда он пошел через холл в кухню. На столе стояла бутылка «Катти Сарк». Он подумал, не выпить ли ему, но решил, что еще слишком рано, и налил себе чашку кофе.
Он забыл выключить кофеварку, и кофе, который подогревался все утро, был крепким и горьким. Как раз под его настроение. Он вернулся в столовую, сел за стол и стал смотреть в окно. Появилась женщина в шубке по щиколотку с двумя лайками на поводках. Собаки помочились на кучу веток, которые он недавно спилил. Женщина, закурив сигарету, смотрела на дом Уиллоуса. А он уставился на нее и не отводил глаз, пока она не отвернулась.
Скоро тишина в доме стала действовать ему на нервы. Уши ловили всевозможные звуки: тихое щелканье в батареях, шепот теплого воздуха в вентиляционных решетках, еле слышное бормотание холодильника, даже жужжание лампочки, готовой вот-вот перегореть. Он надел сапоги и снова пошел во двор.
Паркер застала его с молотком в руках и с полным ртом гвоздей. Он прибивал к забору оторвавшуюся рейку.
— Привет, Джек!
Уиллоус забил гвоздь.
— Отлично поработал над своей сливой. Убери ветки в гараж, пусть просохнут как следует. Отличная растопка.
Уиллоус выплюнул гвозди в ладонь.
— В гараже я держу машину. Ты хочешь, чтобы я оставил ее мокнуть, а кто-то, кого я даже не знаю, наслаждался теплом у камина?
— Агент уже побывала у тебя, да?
— А ты откуда знаешь?
— Ты же сам мне сказал, что она должна прийти.
— Я? — удивился Уиллоус.
— Да. Позавчера. Сколько ты просишь за дом?
— Триста тридцать.
— Форменный грабеж.
— Ты так считаешь?
— Шучу, Джек.
Уиллоус тремя быстрыми ударами забил очередной гвоздь.
— Ты обедал?
— Нет.
— Есть хочешь?
— Не очень. — Уиллоус с минуту пристально смотрел на нее. На ней были потертые джинсы, белые кроссовки и поношенная коричневая кожаная куртка, он одолжил ей эту куртку месяц назад, и она что-то не собиралась ее возвращать. Ее иссиня-черные волосы были собраны на затылке конским хвостом, глаза блестели, а на щеках от морозца играл румянец. Уже не в первый раз он подумал, что она слишком красива, чтобы работать в полиции.
— Я решила, что после свежего воздуха ты наверняка проголодаешься. А на кухне у тебя, конечно, только банка консервированного супа и пара обглоданных костей? Поэтому я по дороге заскочила в магазин, купила ржаного хлеба и немножко ветчины. А еще я забежала в «Севен—Илевен»[2] тут неподалеку и прихватила полено, знаешь, они горят по три часа, да еще всеми цветами радуги.
— Очень соблазнительно. Ну и кто же будет разжигать это полено? Джуди Гарлэнд?
— Заканчивай тут свои дела, а я пойду на кухню. Только не проговорись об этом моим подружкам- феминисткам.
Они обедали в гостиной прямо на полу перед камином, в котором беззвучно горело полено. Дыма от него почти не было, а яркие голубые и оранжевые языки пламени лизали почерневшие кирпичи. Паркер принесла с собой еще и бутылку красного вина «Напа Вэлли». Уиллоус осушил стакан и подобрал какую-то крошку с ковра.
Когда они с Шейлой переехали в этот дом, паркетные полы были полностью закрыты бежевым ковром. Они все так и оставили, пока дети не подросли и не перестали заливать молоком все подряд. Потом Уиллоус
