Грег, осторожно ступая, где повыше и посуше, пошел следом.
Стойла располагались по обеим сторонам, справа и слева. Широкий бетонный проход освещался рядом лампочек, защищенных металлической сеткой, которая шла вдоль отлогой крыши.
Подковы скреблись о бетон. Грег заглянул в открытую дверь ближайшего стойла, но увидел только деревянный стояк, кормушку и охапку соломы. Если там и была лошадь, то она была невидимкой.
– Иди сюда, Тод! – позвала Саманта.
Он подошел к ней, взял в горсть Мех на ее рукаве и спросил:
– Что ты задумала?
– Взгляни.
В своих ковбойских сапогах она была почти одного с ним роста. С минуту он смотрел ей прямо в глаза, потом повернулся и заглянул за дверцу в стойло.
Огромными темными глазами на него смотрела лошадь. Она смотрела так, словно была одарена сверхъестественным умом и видела его душу. Ему стало не по себе, но, стараясь не показать этого, Грег сказал:
– Какое красивое животное!
Она потянула щеколду, дверь стойла подалась, лошадь снова заржала, раздувая ноздри, и Саманта вошла к ней.
– Ее зовут Панама, – сказала она.
– Панама?
Прежде чем Грег успел среагировать на это имечко, Саманта полезла в карман манто и достала самую большую морковь, которую Грег видел в жизни. Лошадь низко, приветливо заржала.
– Панама, малышка моя, ты голодная?
Лошадь пофыркала, тыкалась в нее мордой и крупом нежно прижимала ее к дощатой перегородке. Саманта дразнила лошадь, то пряча морковь за спину, то снова протягивая ее кобыле. Лошадь переступала тяжелыми подковами по бетону. Смеясь, Саманта ударила ее морковкой по храпу. Большие желтые зубы пытались схватить лакомство. Лошадь прижала ее в угол, виднелись только ковбойские сапоги Саманты. Она обняла лошадь за шею, прижалась к ней. Грегу послышалось, что она сказала:
– Ты хочешь, так иди и возьми.
Лошадь получила морковь и успокоилась, массивные челюсти мерно двигались, слышалось аппетитное хрумканье.
Саманта, тяжело дыша, схватила Грега за руку и потянула в соседнее стойло. Она сбросила свое длинное норковое манто на охапку сена, покрывающую бетонный пол. Словно это было простое солдатское одеяло.
Когда Грег соскребал грязь и навоз со своих испорченных туфель, Саманта сказала: – Они уже никогда не будут такими, как прежде, да?
– И я тоже, – сказал Грег.
Он сел в автомобиль и захлопнул дверцу. Саманта запустила двигатель. В свете задних огней белый забор казался тщательно уложенным костями большого скелета. Грег закурил сигарету. Фары «самураи» скользнули по обшитой части дома, и они уже ехали к дороге. Автомобиль подпрыгивал на рытвинах, и Саманта посмеивалась, глядя на попытки Грега удержаться в кресле.
Они повернули на главную дорогу, выехали на Морской проспект и мчались мимо огромных уродливых домов, которые Грег хотел бы когда-нибудь ограбить, если он когда-нибудь изменит специализацию.
– Это твоя лошадь, ты ее владелица?
– Его.
– Я так и думал.
– Да она моя целиком и полностью.
– Подарок этого панамца, Мендеса?
– Умный ты мент, Тод.
– И очень голодный.
Вверх по Данбар-стрит дорога вела прямо к кирпичному зданию пиццерии. Семь или восемь столиков, плакаты Средиземного моря, голубые воды гавани с белыми яхтами. Огромная плита и слабенький огонь. Изогнутый дымоход аркой нависал над пароходом, который вел в кухню и туалеты. Был занят только один столик у окна – усталая пара с двумя маленькими детьми.
Вытирая руки бумажным полотенцем, к ним подошел парень в рубашке без рукавов и спросил, не хотят ли они чего-нибудь выпить. Грег заказал кокани лайт, а Саманта диетическую коку. Они сидели друг против друга, словно чужие, какими они, собственно, и были, молча изучая меню.
Через минуту Саманта бросила меню на стол и заявила:
– На самом деле я не голодна. Закажи себе что хочешь, как будто меня здесь нет.
– Хорошо, – сказал Грег, встретившись глазами с официантом. Он заказал перчики с грибами, салат ассорти и два прибора.
– А зачем два прибора? – спросила Саманта. – Вспомни, ты совсем один.
– Я подумал, может, когда принесут еду, у тебя появится аппетит.
– Нет, если я сказала, что у меня нет аппетита, значит, его нет, – сказала Саманта, глядя на огонь.
– Ну, хорошо. – Он выпил, потом закурил. Ребенок, сидевший у окна, сердито посмотрел на него, потом что-то сказал матери, та обернулась и открыто уставилась на Грега. Теперь на него уже смотрели все четверо. Некурящие. Грег не любил, когда на него смотрят. Он загасил сигарету о пепельницу.
Наконец принесли салат.
– Ты уверена, что не хочешь?
Саманта не ответила. Пицца для Грега была уже в духовке: он чувствовал ее запах. Он ковырнул вилкой салат, откладывая помидоры и лук на бортик тарелки, на случай, если у нее все-таки появится аппетит, а мысленно перебирал события вечера. Поездка в конюшню. Шлепанье по грязи. Лошадь. Любовь на манто из норки, которая стоит, может быть, двадцать кусков. Превосходно, но что все это значит?
Грег поднял голову и встретился глазами с Самантой. Она спросила его, о чем он думает?
– Что за три доллара девяносто пять центов могли бы дать и не одну оливку.
– Ты любишь оливки?
– Нет, не очень. Но люблю, чтобы мне за мои деньги давали, что положено.
– Что это значит – быть полицейским?
– В основном – скука.
Грег взял кусочек зеленого перца, просто чтобы чем-то занять рот.
– А какой у тебя был самый интересный случай?
– Тот, которым я занимаюсь сейчас.
– Нет, правда?
– Истинная правда, – сказал Грег.
– То, что случилось в конюшне, надеюсь, ты не думаешь, что я это запланировала?
Грег съел кусок огурца.
Ее руки лежали на столе, пальцы переплетены узлом.
– Это просто случилось – и все.
– Я того же мнения.
Она быстро посмотрела на него, захлопала ресницами.
– Ты смеешься надо мной?
– Никоим образом.
– Я хотела только показать тебе свою лошадь. Но показала гораздо больше, да?
Грег накрыл ее руки своими.
– Мендес и твой отец – друзья?
Она кивнула.
– Безусловно, ты показала мне больше, чем лошадь. Вы с отцом не очень ладите?
– Он хочет, чтобы я ему готовила, поддерживала чистоту в доме, стирала, гладила. Была бы дома, когда ему нужна компания, и уходила, когда он во мне не нуждается.
Принесли пиццу. У Грега потекли слюнки.
