пить вволю. Иначе обретет он силу, разорвет цепи и вырвется на свободу, а уж в противостоянии один на один с ним никому не справиться. До каких же тонкостей доходит языческое сознание в изображении противоборства Личности и Дьявола!
Более того, как я уже вскользь упоминала, Марья Моревна изначально воспринималась как воплощение той, кто обладает властью над всеми божественными силами - Великой Богиней-Матерью, то есть Богоматерью.
Следовательно, выстраивается удивительнейшая цепочка: Мара-Морена=Смерть=Марья Моревна= Мария рождает в дар людям сына (Спасителя), который символизирует собой Спасение, Воскресение, Жизнь и победу над Смертью.
Вот и получается извековечное
Но вот что еще любопытно: в образе Морены/ Марьи Моревны просматривается сразу несколько пластов. Есть в этом имени нечто 'морское': живет-то она на 'Море-Окияне'.
Я предлагаю вам немного 'поиграть в слова': по-латыни 'море' звучит как 'mare', а 'смерть' как 'mortis'; и взаимосвязано все это опять же с многозначной лексемой mar в санскрите. Зато немецкое 'теег'/'море' по своей вокализации практически совпадает с названием Вселенской горы Меру - священной горы человеческой прародины.
Вы спросите, при чем здесь Смерть-Морена? А она и есть образ вселенской горы - космологического символа арийских (в том числе и славянских) народов земли. И означает она одновременно и Вселенную, и род людской, и справедливость-'меру', и конец жизни = смерть, мор.
Помните, я говорила, что живет Морена=Марья Моревна на 'Море-Окияне'?
Говорила я об этом не случайно. Дело в том, что, согласно древнеарийской философии, существует бесчисленное множество миров. Каждый такой мир напоминает плоский диск, окруженный океанской водой. И в самом центре океана находится гора (Су)Меру=(С)Мерть. И олицетворяет она вечный круговорот умирания и воскрешения.
Эта гора утраченной прародины имела форму усеченной пирамиды. Кто из людей не стремится вернуть утраченное, вернуться к истокам? Вот и древнеславянские племена стремились и строили... усеченные пирамиды, искони веков называя их марами!
Особенно распространены мары на Русском Севере. На крутых берегах служат они 'темными маяками', а в горах - путевыми ориентирами, что указывали дорогу к утраченной прародине с горой Меру1, к утраченной Морене.
Вы спросите: почему же имя вселенской горы Меру, символ бессмертия, породило семантическое и лексическое гнездо понятий, связанных со 'смертью'?
Тут можно предложить сразу две версии.
1. Смерть - всего лишь ступень при переходе к бессмертию в иной жизни.
2. Гора Меру располагалась на Севере, и после вселенской катастрофы скрылась подо льдом в океанической пучине. Так гора Меру/Морена превратилась в символ смерти. Морена - воплощение смерти - сама не смогла избегнуть гибели...
Мара-Морена=Вселенная, Мара-Морена=Судьба, Мара-Морена=Женщина, Мара-Морена=Смерть... - все это можно назвать общественными 'раскопками' археологических напластований мифологического мышления, но у каждого человека (помимо 'скелетов в шкафу', как говорят англичане) есть свой собственный миф. Есть он и у меня.
В моем мифе Морену зовут Маринкой, 'чародей-ницей', 'колдуньей'. (И ничего пугающего в этом нет: дело в том, что в ряде областей Мара-Морена в купальских обрядах заменялась так называемым деревом Марины, вокруг которого эти самые обряды и совершались.) А сам миф обрел название былины о Добрыне и Маринке.
Гулял как-то раз Добрыня по городу Киеву, завернул в малый переулочек, где жила злодейка Маринка Игнатьевна - чародейница, ненавистница. На окошке терема ее прекрасного, скатным жемчугом изукрашенного, сидят два сизых голубя, смотрят вниз. Вскинул Добрыня свой тутой лук - запела шелковая тетива, просвистела каленая стрела, да оступился Добрыня на правую ногу, не попал в сизых голубей, а попал в косящатое окно. Проломила стрела стекольчатую окончину, улетела в Маринкин терем, разбила ее зеркало хрустальное.
Вышла Маринка на высокое крыльцо, увидела Добрыню, стала ему грозить: 'Изведу я тебя, как извела многих молодцев'. Отвечает Добрыня: 'Не твой я кус, не тебе меня съесть. А и съешь, так подавишься'. Сказал - пошел прочь с Маринкиного двора. Тут Маринке за беду стало, за великую обиду показалося.
Принесла Маринка беремя дров, затопила печку муравленую, бросила в огонь Добрынины следы, сама стала приговаривать: 'Сколь жарко дрова разгораются со теми со следами молодецкими, разгорелось бы сердце молодецкое у молодца Добрыни Никитича'. В тот же час взяла Добрыню тоска - пуще булатного ножа. Не ест Добрыня, не пьет, ночью ему не спится - еле дождался белого света. Хотел Добрыня пойти в Божью церковь, да свернул на Маринкин двор. Поднялся на высокое крыльцо, постучал в дубовую дверь.
А Маринка из-за двери отвечает: 'Уходи прочь, деревенщина!' Тут Добрыня рассердился, ухватил бревно в обхват толщины, вышиб двери дубовые, вошел в Маринкин терем. Стала она ворожить - обернула Добрыню гнедым туром. Рога у него золотые, копыта чистого серебра, шерсть - рытого бархата. Пустила Маринка Добрыню в чистое поле. Обернулась сама Маринка ласточкой-касаточкой, полетела в чистое поле, села Добрыне на правый рог и спрашивает: 'Не прискучило ли тебе, Добрынюш-ка, в поле гулять? Не хочешь ли, Добрынюшка, жениться, меня, Маринку, взять за себя?' Отвечает Добрыня: 'Коли возьму я тебя, Маринка, замуж, так отплачу за все твои злодейства!' Маринка тем словам не поверила, обернула Добрыню добрым молодцем. Воротилися они в Киев, столы столовали да пиры пировали, а как пришло время спать ложиться, взял Добрыня острую саблю - и снес Маринке буйную голову. Развел Добрыня палящий огонь и сжег Маринкино белое тело.
Скажете, сказка? Но что-то не хочется мне вслед за нашими исследователями-фольклористами называть победу Добрыни над Маринкой уничтожением воплощенного зла (сам-то герой ведет себя откровенно недостойно). Для меня это миф несостоявшегося Союза и несостоявшегося Обретения мудрости. Потому что ради обретения мудрости, чуткости жизни Добрыне следовало встретиться с тем, что он больше всего боится. Другого выхода у него не было, он должен был полюбить Маринку=Морену=Великую Богиню Смерть.
Былина эта, сей миф приобретет наивысшую духовную ценность, если понять ее как цепочку из пяти задач, выполняя которые, подчиняясь ритму которых душа человеческая может обрести счастья познания Мудрости, полноты Бытия мироздания через... любовь к Смерти. Вот они, звенья данной цепочки:
Добрыне было предназначено увидеть в 'чародейке Маринке'/Морене некое духовное сокровище, даже если поначалу и не хочется понять, что нашел. Он сокровище отринул со словами 'Не твой я кус, не тебе меня съесть'
Далее следует традиционное бегство от Смерти/ Морены с элементами преследования. Добрыня убегает с Маринкиного двора, что 'Маринке за беду стало, за великую обиду показалося', и она начинает творить обряд любовного приворота человека к Смерти.
Человек должен полюбить Смерть как самую желанную земную Женщину, полюбить Мудрость Смертного Исхода: 'Разгорелося бы сердце молодецкое'. И Добрыня начинает тосковать по этой самой Мудрости - 'взяла Добрыню тоска - пуще булатного ножа'. И тоска эта по обретению высшей Мудрости есть на самом деле первый этап умирания, этап перехода в иной мир - 'не ест Добрыня, не пьет, ночью ему не спится - еле дождался белого света'.
Далее следует попытка слияния с возлюбленной, оборачивающаяся для Добрыни изгнанием Мудрости, удалением от нее. В некоторых вариантах былины в тереме Маринки/Морены присутствует Змий. А Змий, как известно, есть не только образ гипертрофированного зла земного, но и извеко- вечный символ мудрости. Огонь этой мудрости может опалить человека. И именно этого пугается Добрыня - он гонит Мудрость/Змия от себя прочь: 'Я тебя, Змеище, в куски изрублю да по чистому полю размечу!'. Он не знает,
