поэтому пришлось обойтись без завтрака. Впрочем, Яна подозревала, что тошнота появилась не столько по причине голода, сколько от недобрых предчувствий, которые наполнили ее, когда она во второй раз в жизни ступила на порог начальственного кабинета.
Михаил Викентьевич уселся за большой стол из темного дерева с затейливыми резными ножками и жестом предложил Яне и Алине Григорьевне занять высокие стулья, стоящие напротив стола.
– У вас есть с собой что-нибудь из ваших опусов? – поинтересовался Михаил Викентьевич, смерив Яну полупрезрительным взглядом.
– Да, – коротко ответила Яна, чувствуя, как каменеет подбородок.
– Хотелось бы полюбопытствовать…
– Роман в электронном виде, – чугунным голосом ответила Яна.
– Да, в этих железках я не силен, – снизошел до признания главред. – Может быть, вы поможете, Алина Григорьевна? – кивнул он в сторону новенького компьютера, украшавшего его стол. – Вы у нас женщина прогрессивная, идете в ногу со временем. Работаете вот дома, в то время как все наши редакторы в издательстве сидят…
«В издательстве… издевательстве… помешательстве… – теребила рифмы Яна. – Мы работаем в издательстве – это просто издевательство… И боюсь, что помешательство всем нам в скорости грозит…»
Наблюдая за Алиной Григорьевной, включавшей компьютер главреда, Яна дивилась ее невозмутимости.
Складывалось впечатление, что редактор каждый день вела милые беседы с Михаилом Викентьевичем и за чашечкой кофе в непринужденной обстановке знакомила главреда с новыми романами своих авторов. Однако, несмотря на всю эту видимость, Яна знала, что Алина Григорьевна волнуется сейчас едва ли меньше, а то и больше, чем она сама.
Одеревеневшими руками Яна нащупала в кармашке сумки флэшку и протянула ее редактору.
– Спасибо, Ясечка… Ловко управившись с флэшкой, Алина Григорьевна указала главреду на экран монитора.
– Вот здесь Ясечкин роман. Последний. Я, к сожалению, еще его не редактировала… Но, зная Ясечку, уверена, что он вполне читаемый.
Михаил Викентьевич прочел начало первой главы, а затем попросил Алину Григорьевну перевернуть несколько страничек, а потом еще несколько и еще… пока его глаза – теперь уже не сонного, а проснувшегося филина – не выпучились, полностью обнажив ужас, который в этот момент его охватил.
Яна почувствовала, как немеют пальцы, затем ступни, щиколотки, а дальше – все как в романе Джека Лондона «Странник по звездам». Правда, герой этого романа, по доброй воле, путем упорных тренировок добивался впадения в это состояние, в отличие от Яны, которая просто-напросто испугалась.
– Что это? – взвился Михаил Викентьевич. Он даже приподнялся со стула, а Яна совершенно некстати подумала, что вот оно, то самое «угу!», которым разбуженный филин оглашает лес. – Нет, я вас спрашиваю, Алина Григорьевна, что ЭТО?!
Алина Григорьевна, обладательница светлой, почти прозрачной кожи, побелела, как ванильный пломбир, и склонилась над экраном монитора. На мгновение ее лицо вытянулось, потом она бросила короткий недоуменный взгляд на Яну и снова склонилась к экрану, словно силясь разобрать неразборчивый текст.
– Так что это, Алина Григорьевна?! – завопил главред и навис над столом, подобно цунами. – Отвечайте, что это тут понаписал ваш «отличный автор»?!
Алина Григорьевна подняла голову и, хотя в ее глазах Яна не разглядела ничего, кроме ужаса, недоумения и надежды на то, что все, прочитанное ею, – всего лишь чудовищное недоразумение, спокойно произнесла:
– Эротический роман. Вы же собирались это издавать, Михаил Викентьевич?
– Все, Ганс, труба, – потрепав собаку по густой шерстке, констатировала Яна. – Теперь я безработная, и очень скоро мы на пару станем бездомными. Бездомная собака и бездомная хозяйка – как тебе вариант? Послезавтра кончится еда, а через месяц нечем будет платить за дом. Спасибо тебе! – крикнула она в пустоту дома. – Помощник хренов! Чертова побасенка! Да пошел ты со своей помощью на… – Яна осеклась, вспомнив, что на ее истошные крики, адресованные невесть кому, может прибежать баба Зоя. – А, какая теперь разница…
По ее щекам потекли теплые слезы, которые удрученный не меньше ее Ганс принялся осторожно слизывать языком. Яна вспомнила сказку «Аленький цветочек», где невидимое чудовище во дворце всячески старалось развлечь свою прекрасную пленницу. Здесь было все наоборот: Яна была в плену у самой себя, у собственного страха, у собственной беспомощности, а чудовище – или кто там скрывался за всем этим фиолетовым безумием – изо всех сил пыталось сделать ей еще хуже, больнее, довести до точки…
Взглянув на Ганса, который жалостливо примостился у ее коленок, Яна подумала, что «до точки» еще рано. Во всяком случае, пока рядом с ней это чудесное животное, верный и любящий друг, который полностью от нее зависит…
– Ладно, Ганс, не печалься. Я что-нибудь придумаю. В конце концов, «все к лучшему в этом лучшем из миров», или как там было у Вольтера…
Есть совершенно не хотелось – одно воспоминание о пребывании в «застенках святой инквизиции» истребляло всякий аппетит, – и Яна решила хотя бы попытаться заснуть. Попытка, чему Яна не очень-то удивилась, закончилась полным провалом. Сон не шел, мысли блуждали вокруг сегодняшнего позора и завтрашнего дня, в котором не было даже тех крох, которыми, как голодного воробушка, подкармливала ее «Ниша».
«Пойду грузить вагоны, – досадовала на себя Яна. – Куда меня еще возьмут? Искать другое издательство, что-то предлагать – слишком долго, а у меня нет даже месяца… Да и предложить, по сути, нечего. Я же ничего не писала, кроме своей «нормы стахановца» в «Нише»… Пойти редактором в какой- нибудь журнал? А возьмут ли без опыта? Да к тому же придется сидеть в офисе, где каждый второй будет смотреть косо, а каждый третий – мнить себя большим начальником. Нет уж, дудки, туда вы меня не загоните… Еще можно сторожем. Им хоть и мало платят, зато можно найти такое место, где удастся жить… Куда? Ну куда пойти?»
Сон не шел, несмотря на чудодейственную травку, подаренную бабой Зоей. Отлежав один бок, потом другой, Яна покосилась на телевизор, который робко бормотал о пользе правильного сбалансированного питания, и ей на ум тут же пришло русское народное средство, спасающее не только от бессонницы, но и от всех бед и горестей. Увы, средство это всегда славилось тяжелым послевкусием и массой побочных эффектов, среди которых фигурировали головная боль, тошнота и как следствие утренний поход к керамическому другу, единственному спасителю в трудные утренние часы… Однако сейчас Яне было совершенно наплевать как на послевкусие лекарства, так и на его тяжелые побочные эффекты. Она выбралась из-под одеяла и, надев пушистые синенькие тапки с задорными желтенькими помпончиками, направилась в рабочий кабинет, где некогда обнаружила лекарство.
«Конечно, – рассуждала по дороге Яна, – не очень-то хорошо опустошать хозяйские запасы… Но я ведь обязательно верну, как только у меня появятся деньги… Если появятся…»
Позади нее раздались тихие, мягкие шаги. Яна обернулась. За ней брел полусонный Ганс.
– Ну что ты плетешься за мной, как моя совесть? – тихо спросила она собаку.
Гансу было что ответить на этот вопрос, но он счел за лучшее промолчать, тем более что его ухо уловило невнятные шорохи, доносящиеся из рабочего кабинета, в который с некоторых пор он заглядывал только в присутствии хозяйки.
– Что с тобой? – спросила Яна, заметив, как вздыбилась шерсть на холке Ганса. – Ты что-то услышал?
Яна прислушалась. И действительно, из кабинета доносились какие-то робкие шорохи. Разумеется, после истории с ноутбуком и всеми вытекающими из нее последствиями у Яны не осталось сомнений: в этом доме есть кто-то, кроме нее. Но она еще ни разу не встретилась с этим кем-то и меньше всего хотела этой встречи сейчас, в глухую ночную пору. К тому же более рассудочная ее половина надеялась, что вся
