Укладывание тел погибших на плащ-палатки заканчивали уже в полной темноте. Затем трое русаков затеяли поминки. После дневных зрелищ о еде никто из них и думать не хотел. «Вмазали» по кружке не закусывая и принялись обсуждать события на поле боя, раскладывая по полочкам все его элементы. Спирт оказался очень крепким, и в результате его влияния на «буйные головушки» все вскоре сошлись на едином мнении: в гибели боевых товарищей виноваты танкисты азеров-противников — слишком уж по-варварски они обошлись с наступающей пехотой.
— Конечно, — распаляясь, доказывал Рашид, — им-то что, этим хмырям — сиди себе за броней, да расстреливай нас на выбор, как канареек! Особенно когда засранцы-эчмиадзинцы драпанули, побросав гранатометы! Подставили нас, что называется, а эти сволочи воспользовались, начали давить как тараканов…
— Негуманно, конечно, поступили! — поддержали его пьяными голосами Олег и Петро, забыв, видимо, что днем участвовали не в военных учениях, а в настоящем бою. — Надо бы отомстить за погибших!
Сказано — сделано. Тут же, за столом, в деталях обсудили план похода «в гости» к танкистам прямо сейчас, ночью. И пошли, захватив с собой в темноту по автомату на брата и одну противотанковую гранату на троих. Позже Рашид скажет Грунскому:
— Знаешь, Алька, я вот много думал об этом случае, и по всему выходит: никогда на трезвую голову мы такого бы не вытворили, ей-Богу! Да и не получилось бы у нас по трезвянке!
Но пьяным, говорят, везет: они благополучно прошли через всю линию постов азеров, благо саперы противника не успели еще насажать своей «картошки», потом долго блукали по тылам в поисках стоянки танкистов и наконец-таки нашли бронетехнику на окраине Тапа. Вдоль линии кустов перед ней ходил всего один постовой, а экипажи находились внутри танков — состояние повышенной боеготовности.
Рашид рванулся было к часовому напрямую, но Олег, придержав его, потянул из ножен свой знаменитый нож и, подойдя чуть ближе к просвету в кустах, замер. А когда часовой приблизился к этому месту, повернул к нему нож затыльником рукоятки и нажал на кнопку. Выстрел был — как из «воздушки» в городском тире. Легкий хлопок — и охранник завалился в кусты без звука: Олег, в темноте, пьяный, умудрился попасть ему в лоб. После этого подкрались к одному из танков, услышав знакомую русскую речь. Экипаж таких же, как они, русаков-наемников травил анекдоты.
«— Ну, она приходит к врачу и говорит:
— Два года живем с мужем, а детей нет. Помогите хоть чем-нибудь, доктор!
— Чем-нибудь не поможешь! Тут нужен тщательный осмотр. Ну-ка, раздевайтесь!
Женщина разделась, легла на кушетку. Врач и спрашивает:
— А у тебя матка далеко?
— Да в Суздале…
— Ого-го! Это какой же тебе хрен тогда нужен!»
Смачный хохот экипажа перекрыл последние слова рассказчика. Олег сунулся было с гранатой к откинутой крышке люка, здесь его притормозил Петро.
— Погодь, я цю байку нэ чув, можэ — шось новэньке ще розповисть?
Тем временем в танке рассказчика, как это обычно бывает в компании, перебил другой голос:
— А вот, мужики, про Вовочку новый! Надоело учительнице слушать, как он говорит всякие гадости в школе. Оставила она однажды всех девчонок из класса после уроков и говорит им:
— А давайте объявим ему бойкот?! Как только скажет очередную пакость на уроке — вы вставайте и выходите из класса — пусть ему станет стыдно.
Так и сделали. Рассказывает учительница на уроке, как много новых домов строят в нашей стране, а Вовочка уже тут как тут — тянет руку:
— Марьванна, а мне папа сказал, что недалеко от школы строят публичный дом!
Девочки собрали портфели и дружно бросились к выходу.
— Эй, бляди, вы куда разогнались? Там только фундамент заложили!
— Ну, цэй я вже чув!
Хохол дал знак Грунскому, и противотанковая граната влетела в светлое пятно люка. Они отскочили в сторону, и вовремя: внутри рвануло так, что башня танка отлетела метров на семь. По выскочившим на шум из других машин танкистам ударил строенный огонь «трассеров»: русаки набили ими магазины автоматов для большей паники. Выпустив по рожку, трое все еще «тепленьких» армянских добровольцев под шум и суматоху развернулись и, так же спокойно, без дальнейших приключений, добрались к своим позициям, где, опрокинув еще по полкружки спирта, уже под закусь, свалились в мертвецки пьяном сне.
На следующий день в батальон до вечера прибывало пополнение, по выражению «Кинг-Конга», так же оставшегося в живых после неудачного штурма Тапа, «очередное свежее военкоматовское мясо». А в обед наконец-то собрался в тыл хозвзвод с палатками, в которых находились останки убитых накануне. Они бы, может быть, посидели здесь еще, но поступил категоричный приказ «сорок пятого»:
— Трупы немедленно в тыл — на опознание! Вы что, хотите, чтобы при виде этого месива новобранцы разбежались, еще не вступив в бой? Яйца поотрываю!
Это подействовало. Вместе с командой Светлова в тыл решил уйти старший на позиции ленинаканцев, взводный Мишик: у него обострилась вдруг старая язва. Вместо себя он оставил командовать Грунского.
Следом за колонной тыловиков пошли Рашид и Петро с канистрами: появилась возможность небольшой передышки на время бумажной волокиты с документами новобранцев, а вместе с ней — и возможность запастись водой.
На позициях пока было относительно тихо. «Сорок пятый» планировал повторную атаку на Тап через день к семнадцати ноль-ноль — после окончательного переформирования батальона.
Олег метался со списком батальона из конца в конец расположения, когда его перехватил неожиданно вернувшийся Рашид:
— Алька, по дороге что-то странное творится: мы там с хохлом сбоку от дороги, за кустами, сначала голову чью-то нашли, потом половину туловища…
Пришлось все бросить и срочно догонять ушедшую в тыл колонну хозвзводовцев. Догнали и увидели отставшего ото всех бомжа, вытряхивающего из плащ-палатки в кусты очередную порцию человеческих останков.
— Ты че, падла, всерьез двинулся? — рванулся к нему уже не Олег — Айс с холодеющими от бешенства руками и сердцем, — Парней же на опознание надо!
— Слушай ты, сопляк, иди кобыле в трещину! Тоже мне, учитель долбаный нашелся! — окрысился враз Светлов, хватаясь за ремень перекинутого через плечо АКСа, — Я не нанимался этих обезьян на своем горбу тас…
Договорить ему не дал нож разведчика, торчащий уже по рукоять в груди: Айса обучали и метанию холодного оружия. И еще одно: с запозданием в долю секунды, тело Светлова прошила короткая очередь пулемета татарина. Он подошел сбоку, взглянул на заваливающееся в кусты тело бывшего бомжа, затем на Олега.
— Я случайно слышал ваш разговор «по душам» там, в палатке комбата, возле той девчонки! Но момента, что-бы пришить этот кусок дерьма, не находилось. Только теперь вот… — усмехнулся виновато, — и то ты опередил меня!
— Спасибо, брат! — обнял его за плечи Грунский и сурово спросил сбежавшихся на выстрелы армян: — У кого-нибудь будут вопросы по поводу этого субъекта? — указал на труп Вовчика. — Тогда забирайте его на опознание вместе с остальными. Хотя лично мне кажется, что опознает его только российская «уголовка», да и то — по нескольким статьям сразу!
Через некоторое время он, успокоившись, вызывал по «Аленке» штаб бригады:
— Карасун инк, сканэмэс?[21] — и, услышав ответ, доложил о гибели рязанца, с подробностями, ибо не привык скрываться от ответственности.
После недолгого молчания ему неожиданно ответил совершенно трезвым голосом комбат Малян:
— Правильно сделал! Забудь! Отмажу!..
На следующий день с утра зарядил дождь. С обеда армянская дальнобойная артиллерия начала долбить Тап. А к началу атаки ветер разогнал тучи, в просветы выглянуло солнышко, и две огромные радуги, казалось от границы до границы Карабаха — чьего? армянского… азербайджанского… — сочным
