– У вас есть хоть какая-нибудь версия убийства? – Диана решила вернуть сыщика к реальности.
– Никаких мотивов. Все восхищались этим человеком. Несмотря на одну его странность.
– О чем вы?
– Он был невероятным бабником. Каждой весной соблазнял медсестер более чем экзотическим способом.
– Как именно?
– Фон Кейн пел. Оперные арии. И его пение сводило с ума весь женский персонал больницы.
Настоящий Казанова. Но я не верю, что ревность может быть мотивом…
– Тогда что же?
– Сведение счетов. Месть за погибших в ГДР близких, что-то в этом роде… Но фон Кейн вышел из игры – жил во Вьетнаме и не был уличен в контактах с коммунистическими властями. Хотя я продолжаю копать в этом направлении.
Они перешли в сады обсерватории. Дома подступали вплотную к высокой решетке тенистого прохладного парка.
– Честно говоря, – выдержав секундную паузу, произнес инспектор, – один вопрос волнует меня не меньше самого убийства:
Диана вздрогнула:
– Вы усматриваете связь между убийством и Люсьеном?
– Не выдумывайте… Но его вмешательство – часть головоломки, оно способно помочь нам лучше понять этого человека.
– Не вижу, каким образом.
– Давайте рассуждать вслух. Знаменитый врач, крупная величина в своей стране, внезапно оставляет работу, несется в аэропорт и самым ранним рейсом вылетает в Париж – нам удалось восстановить его маршрут. Из Руасси он едет прямо в Неккер, сооружает фальшивый бейджик, крадет ключи и ложным вызовом отправляет всех медсестер в отделение доктора Дагера, чтобы никто не помешал ему проникнуть в реанимацию…
Диана вспомнила, как тихо было в коридоре: значит, это фон Кейн позаботился… Лейтенант продолжил:
– Зачем он все это проделал? А затем, чтобы срочно применить к Люсьену свою таинственную методику. Это была спасательная операция, Диана. И спасти фон Кейн хотел именно вашего сына.
Диана слушала, не перебивая. Вопросы Ланглуа подкрепляли ее собственные сомнения. Почему немец заинтересовался Люсьеном? Кто его предупредил о критическом состоянии мальчика? Был ли у него сообщник в больнице? Лейтенант задал следующий вопрос, и Диане показалось, что он прочел ее мысли:
– Мог с ним связаться кто-то из ваших близких?
Она покачала головой, заслужив одобрительный взгляд сыщика, и поняла, что он успел это проверить. Ланглуа толкнул калитку следующего сада и пропустил Диану вперед.
– Мы опрашиваем персонал больницы. Врачей, сестер. Возможно, кто-то его знал. Лично или просто встречал имя. Немецкая полиция проверяет все его звонки и электронную почту. Точно известно одно: фон Кейна предупредили, как только случился последний кризис, когда французские врачи опустили руки.
Они шли по тихой тенистой аллее. Камешки гравия поскрипывали в такт их шагам. Диана спросила:
– А насчет способа убийства есть что-нибудь новое?
– Нет. Вскрытие – мы сделали его у себя – подтвердило данные виртуального «погружения». Жестокость, с которой было совершено убийство, потрясает. Это напоминает некий… жертвенный акт. Мы проверили по картотеке: прецедентов во Франции не было. Судмедэксперт установил всего один новый факт: фон Кейн страдал любопытной болезнью.
– Какой именно?
– У него была атрофия желудка, что заставляло его пережевывать пищу до консистенции жвачки. Вот откуда следы на стенах в холодильной камере. Когда на фон Кейна напали, он изрыгнул из пищевода все красные ягоды.
Диане казалось, что слова Ланглуа проникают ей под кожу, прорастая вглубь крошечными кристалликами страха. Скрытая реальность просачивалась внутрь ее существа, превращаясь в подлинный кошмар.
Они подошли к фонтану обсерватории: восьмерка лошадей вставала на дыбы под бурным водопадом струй. В этом уголке парка, где ветер раскачивал кроны деревьев, а в воздухе блестели серебристые капельки влаги, Диана всегда чувствовала грусть и пустоту. Сегодня это ощущение было особенно сильным.
Ланглуа подошел ближе, чтобы не перекрикивать шум фонтана.
– Последний вопрос, Диана: ваш приемный сын мог родиться во вьетнамской семье?
Она медленно повернулась и взглянула на него сквозь пелену слез, не чувствуя ни разочарования, ни потрясения. Она поняла, зачем сыщику понадобилась эта утренняя прогулка, но ответила не сразу. Ланглуа разозлился: то ли на нее – за молчание, то ли на себя – за вопрос. Он сказал, повысив голос:
– Фон Кейн провел во Вьетнаме десять лет! Я не могу не учитывать это обстоятельство! Допускаю, что он знал семью Люсьена.
