Ночь.
Такой была его первая мысль. Вторая мысль — он возвращается издалека. Из какой-то страшной дали. Он, как в бездну, провалился в тяжкий сон без сновидений. И теперь не знал, где и когда оказался. В шестьдесят втором году, на дорогах Бафуссама? В две тысячи шестом, в своей квартире?
Он приподнял чугунную голову и тут же уронил ее снова. Во рту мерзкий привкус. Страшно хочется пить. Он в своей постели. Вчера вечером он смешал себе особый, убойный коктейль. Ксанакс. Стилнокс. Локсапак. Принял по таблетке и запил глотком газированной воды.
Эффект был мгновенным. Молекулы лекарств растворились в его теле, растеклись по нему, подобно магнитным волнам, обволакивая каждое нервное окончание, замедляя работу мозга. Организм впадал в оцепенение, пока Касдан не забылся сном.
Теперь он ощутил в себе глубокую перемену. Точно чистота снизошла на него. Сверкающий, незапятнанный снег устлал его душу. Его окутала прозрачная тишина. Откуда это чувство обновления? Видение Форжера, падающего в грязь, заставило его вздрогнуть. Неужели умиротворение снизошло на него из-за убийства? Нет. Этот дикий поступок — порождение так и не изжитого гнева. Мстительный порыв, прошедший сквозь все эти годы.
Убийство не принесло ни облегчения, ни удовлетворения. Он просто обязан был так поступить. Во имя прошлого. Во имя детей, сожженных в диспансере. Женщин, изнасилованных в хижинах. Следовало закончить дело, начатое в джунглях сорок лет назад.
Ощущение чистоты вызвано другим.
Он заговорил. Признался в своем преступлении. В чудовищном поступке, в котором никогда не мог исповедаться. Ни Богу. Ни психологу. Ни Нарине. Этот камень он выплюнул к ногам Волокина. Уста извергли его боль, как ядовитый сгусток. И вот теперь он словно светится от чистоты. Можно начать жизнь с чистого листа.
В квартире послышался шум. Не бой ходиков. Не сигнал наручных часов. И дверь его спальни осталась закрытой. Он прислушался. Какое-то бряцанье, стук. Кто-то возился на кухне.
Он позвал:
— Воло?
Когда он проснулся, в спальне было светло. За окном хмурился ненастный день. Его мутило от принятых накануне лекарств. Одежда разбросана на кресле возле кровати. И все равно он испытывал глубокое облегчение. Сегодня утром, несмотря на химическое похмелье и вчерашнее убийство, он чувствовал себя легким. Легким и свободным.
— Воло! — снова позвал он.
Никто не ответил. Касдан с трудом поднялся с постели. Натянул спортивный свитер и открыл дверь. В квартире пусто. Русского и след простыл. Держась за скошенный потолок, Касдан осмотрел каждую комнату. Без кофе не обойтись.
Он вошел в кухню и замер.
К кофейнику скотчем была приклеена записка.
Отлепив сложенный листок, он опасливо развернул его.
Касдан!
Вы мерзавец, но и я не лучше. Я не пытаюсь вас понять. Только не это. Хотя, кажется, я вас все- таки чуточку понимаю…
Мы с вами оба знаем выход. Надо проникнуть в Колонию. Другой возможности нет. Вам нельзя туда соваться. Там уже знают вашу фашистскую морду. Так что я уже на пути в «Асунсьон». В начале года они нанимают батраков. Я выбрил голову, а в ваших тряпках выгляжу как придурок.
Когда мы с вами только решили объединиться, я сказал: «Уверен, что из нас двоих получится один сносный легавый». В итоге вышло иначе: из нас двоих получился один порядочный преступник…
Но дело надо довести до конца.
Не приближайтесь к Колонии. Я внутри. Я остановлю Зло, которое там творится. Положу конец убийствам и проникну в тайну «Мизерере». Я спасу детей.
Насколько мне известно, армяне празднуют Рождество в начале января. Уверен, несмотря ни на что, вы должны быть с ними. Так что вспоминайте обо мне под елкой. Целую вас.
Воло
Касдан перечитал письмо. Он не верил своим глазам. Волокин бросился прямо в волчью пасть. Армянин ударил ногой по плите. Теперь им овладела одна мысль. Догнать мальчишку. Остановить его, пока не поздно.
Он бросился в спальню и распахнул гардероб, занимавший правую стену. Отодвинул пиджаки, рубашки, костюмы, открыв стенной сейф. Набрал шифр. Внутри хранились чемоданчики и чехлы из кордуры. Он выложил их на кровать и проверил содержимое.
В первом контейнере хранилась дальнобойная оптическая винтовка Тикка Т-3, о которой обычно говорят, что она принадлежит к особой категории — своей собственной. Разобранная винтовка, а также оптический прицел и обоймы тщательно уложены в специальные пористые гнезда.
Следующим шел чемоданчик с пружинными замками, в котором лежал полуавтоматический пистолет «глок 21» сорок пятого калибра системы «Safe Action». Великолепное оружие — подарок от сотрудников по случаю ухода в отставку, с тактическим фонарем и лазерным целеискателем, закрепленными на стволе.
Касдан заглянул в третий чехол. Там лежал пистолет «ЗигЗауэр Р226-Пара» девятимиллиметрового калибра. Изготовленный из стали и хрома, он отличался лаконичной красотой скульптуры Бранкузи и точностью современного оружия.
В последнем чехле его ждал револьвер «манурин» калибра ноль триста пятьдесят семь, с которым он не расставался больше двадцати лет.
Касдан дополнил снаряжение баллончиком слезоточивого газа с маркировкой «полиция» и телескопической дубинкой. Засунув весь арсенал в спортивную сумку, он стал обдумывать возможность преодолеть укрепления Колонии. Так или иначе, ему предстояло проникнуть в частное владение и вырвать молодого сумасброда из лап секты.
Сперва он подумывал предупредить спецназ. Своих коллег по ПСВР. Но на каком основании? Он действовал вне рамок закона и не располагал ни единым доказательством против Колонии. К тому же ее территория находится вне юрисдикции полицейских властей. Пришлось бы обращаться к жандармам, которые, в свою очередь, связались бы с группой вмешательства национальной жандармерии… Но даже этот шаг ничего бы не дал. «Асунсьон» защищена своим статусом. На самом деле только набережная Орсэ — МИД Франции — могла принять решение о вмешательстве.
Какое-то время он лелеял мысль связаться с ответственными за официальное расследование. С Маршелье из уголовки. С парнями из контрразведки и госбезопасности. С теми, кто поставил жучки в квартире Гетца. Как-никак, эти ребята должны быть в курсе. Но как бы провернуть это поскорее? Пока Касдан убедит их, насколько все серьезно, чокнутые врачи Comunidad успеют нарезать Волокина ломтиками.
Касдан вернулся к сейфу. Взял несколько коробок с боеприпасами. Когда он закрывал сумку, ему пришла в голову другая мысль. Пьер Роша. Мэр Арро. Косский ковбой, который тоже управляет своей затерянной в степях общиной. Крестьянами, скотоводами, фермерами — наследниками семидесятых, у которых, похоже, есть собственные счеты с Хартманном и его шайкой. Эти вооруженные люди стали бы бесценными союзниками в открытом бою. Касдан принял душ, побрился и тепло оделся. Белье из гортекса. Шерстяной свитер. Лыжные штаны. Уже подходя к двери, он остановился, заметив на письменном столе длинную бумажную ленту, вылезшую из факса.
Он не сразу сообразил, что это может быть.
Потом вспомнил. Список детей-певчих из «Асунсьона», присланный священником церкви Христа Спасителя в окрестностях Арля. Тот самый список, который он просил прислать две ночи тому назад…
