лиловой десне. Гридя сглотнул слюну и хрипло поинтересовался:
– И как ты теперь – оборотнем-то?
– Чего «как»? – не понял парень.
– Не страшно?
Парень покачал головой:
– Не. Это я человеком боялся. А как только обернулся, так бояться перестал. Теперь живу без страха.
– Ишь ты, – завистливо протянул Гридя. – А я, слышь, всего боюсь. Мужиков – что побьют. Баб – что осмеют да обидят. Даже детей малых бояться стал. Жестокие они, дети-то. А ты, значит, ничего теперь не боишься?
– Ничего, – подтвердил парень.
– Надо же. – Плотник покачал головой. – Вот бы и мне так.
Парень повернул голову, посмотрел на Гридю красноватыми, как после бессонной ночи, глазами и предложил:
– Так давай.
Гридя зябко передернул плечами.
– Да боязно как-то.
– А чего бояться-то? В село тебе теперь ходу нет. А слухи про тебя и до соседних сел долететь могут. Не простят ведь бабы. Поколят вилами и в овраг бросят.
Гридя снова забеспокоился.
– Так ведь не я девку снасильничал! – взволнованно воскликнул он. – За что меня колоть?
Парень усмехнулся.
– Тебя и спрашивать не станут, – сказал он. – Людям правда не нужна. Они кривдой живут. Вот поколят тебя и сразу успокоятся.
Гридя задумался. Парень говорил правду: к людям плотнику теперь ходу нет. Даже если он уйдет далеко. Не узнают сегодня – узнают завтра. А узнают – вмиг кончат.
– Слышь-ка, парень, – негромко окликнул Гридя. – А не больно это?
– Что? Превращаться?
Гридя кивнул:
– Да.
Парень покачал головой:
– Нет, не больно.
– Тогда давай, – сказал Гридя и протянул руку.
– Чего? – не понял парень.
– Обращай.
– А, ты про это. Что ж… как скажешь.
Он взял руку плотника, поднес ее к лицу и вдруг резко вцепился в нее зубами. Гридя закричал и отдернул руку. На запястье его темнел багровый рубец, и из него капала на траву кровь.
Гридя болезненно поморщился и спросил:
– И чего дальше?
– Теперь жди, – сказал парень, вытирая рукавом губы.
– Чего ждать-то?
– Пока помрешь.
– Помру?
– Угу. Чтобы заново родиться, нужно сперва помереть.
– А-а. – Гриня закрыл глаза и приготовился ждать.
Час спустя он уже бежал со своим новым знакомым по ночному лесу. Парня звали Боброк, и, несмотря на юный возраст, он был сильным и умелым охотником.
Несколько недель они бегали по лесам вдвоем. Вдвоем загоняли дичь, вдвоем рвали ее зубами на части. Вдвоем делали вылазки в села и воровали собак, детей и баб.
С бабами Гридя расправлялся с особенным удовольствием, мстя им за свое обращение в зверя. Кусал их, жрал их плоть и думал мстительно: «Хотели меня убить? Ну вот – теперь я мертвый. Хорошо ли вам от этого стало?»
Однажды, когда Гридя и Боброк сидели у ручья и отдыхали после удачной охоты, Боброк вдруг сказал:
– Слышь, Гридя!
– Чего? – отозвался тот.
– Девку-то я снасильничал.
– Чего? – не понял Гридя. – Какую девку?
Боброк отвернулся, сунул в зубы травинку и стал смотреть на луну. Долго смотрел он на луну, а Гридя долго смотрел на Боброка. Потом сказал:
– Значит, это ты ее. А зачем?
– По злобе душевной, – ответил Боброк. – Отчего такая дурочка живет и всеми любима, а я – изгой и мразь?
Гридя недоверчиво нахмурился.
– Так ты завидовал ей, что ли?
– Может, и завидовал, – ответил парень.
Гридя угрюмо поджал губы и посмотрел на Боброка.
– Слышь, Боброк, я тебя теперь не отпущу, – заявил он.
– Чего?
– Убью я тебя теперь, – пояснил Гридя.
– А-а, – протянул парень с ухмылкой. – Ну, давай.
Несколько мгновений оба сидели, а потом разом, как по команде, вскочили на ноги и стали обращаться в оборотней, спеша опередить один другого.
Едва покрывшись шерстью, чудовища зарычали и бросились друг на друга.
Схватка была жестокой, в стороны летела выдранная шерсть, капала на траву кровь из ссадин и ран. Долго бились оборотни – наконец утомились.
– Может… хватит? – пролаял Боброк, хрипло дыша. – Истечешь ведь… кровью.
– Пускай истеку… – пролаял в отвел Гридя. – Все одно… тебя сгублю.
И он снова бросился на своего бывшего приятеля.
Долго длилась драка. Почти до самого рассвета. А когда разжал Гридя зубы и упал обессиленный на траву, на трупе Боброка не было целого места. Да и сам Гридя был изранен до полусмерти.
Лежал бывший плотник на траве, смотрел на небо и думал про себя – коли успеют раны затянуться до рассвета, то выживет оборотень Гридя. А не успеют – так сдохнет и сгниет за час, как гнили мертвые оборотни.
Хоть бы не успели…
Но боги Велес и Чернобог не захотели прибрать Гридю к рукам. Видать, было ему другое предназначение. За полчаса до рассвета раны оборотня затянулись, и с травы он поднялся почти таким же сильным, каким был три часа назад, до своей битвы с Боброком.
Встал, пошатался немного, пока лапы не обрели твердость, потом повернулся и, не глядя на мертвого товарища, побежал в глубь Гиблой чащобы.
Добежав до черного куста бузины, за которым открывалась прогалина, куда он домчал девку, Гридя остановился. Он снова понюхал воздух. Затем медленно двинулся вперед, бесшумно ступая лапами по волглой земле.
Вот и она. Лежит на траве, недвижима. Голова свесилась набок, а изо рта торчит выпавший язык. Кончилась упыриха. Должно быть, тот страшный упырь убил ее. Сломал шею, вышиб мозги или еще как- нибудь. Упыри – народ живучий, но сгубить можно и их.
Оборотень, торжествующе зарычав, подошел к девчонке. Жаль, конечно, что он сам не оторвал ей башку, но уж поглумиться над телом ему никто не помешает.
