изменилось. В тот момент я стала той, кто я есть.
Ядвига приблизила свое лицо к лицу Глеба.
– Ты все еще не боишься меня? – спросила она.
– Ты нечисть, – хрипло выдохнул Глеб. – А я не боюсь нечисти.
Ядвига высунула язык и лизнула Глеба в потную, окровавленную щеку.
– Вкус крови и пота, – тихо произнесла она. – Самый лучший вкус на свете. Но продолжим.
Она положила прут на стол и взяла щипцы. Но тут тяжелая дубовая дверь скрипнула у нее за спиной, и зычный мужской голос окликнул:
– Ядвига!
Она повернулась к двери:
– Чего нужно?
– Ступай к старшему дознавателю! Зовет!
Дверь снова закрылась. Ядвига дернула бледной щекой и с досадой проговорила:
– Дьявол! – Затем перевела взгляд на Глеба и отчеканила: – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.
Когда мучительница вышла из комнаты, голова Глеба опустилась на истерзанную грудь, и он вновь погрузился в беспамятство.
Очнулся он от того, что кто-то грубо стащил его с дыбы и поволок по холодному земляному полу.
– Что?.. – Глеб открыл глаза, обвел бородатые лица катов диким взглядом и хрипло проговорил: – Куда вы меня тащите?
– В клетку, – ответил один из них. – У Ядвиги нашлись дела поважнее. Тобой она займется завтра утром.
Глеб с силой усмехнулся и хрипло проговорил:
– Вот так всегда... Сперва обещают, а потом бросают. Женщины. – Он облизнул губы, взглянул на одного из катов и насмешливо спросил: – Ты чего такой напряженный, парень? Эта дрянь вставила тебе в задницу железный прут?
– Ощера, вдарь ему, чтобы не вякал, – попросил кат своего напарника.
Тот кивнул, размахнулся и ударил Глеба кулаком по голове.
12
В полумраке, лишь чуть-чуть подсвеченном пламенем факела, он не сразу разглядел, кто перед ним сидит. Очевидно, это была женщина, и одета она была во все черное. Глеб напряг зрение и вздрогнул.
Сухая кожа, плотно сжатые губы, изрезанный морщинками лоб. За последние три дня это была третья женщина, которая заставила сердце Глеба вздрогнуть в груди и учащенно забиться.
– Княгиня! – выдохнул он.
Женщина разомкнула сухие губы и тихо сказала:
– Ты сильно изменился с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Зачем ты вернулся в княжество?
– Я должен был это сделать. – Глеб вдруг заволновался. – Пресветлая княгиня, передай князю Егре, что в городе творятся странные вещи! Чует мое сердце – быть большой беде!
Княгиня сдвинула брови и ответила тем же тихим, невыразительным голосом:
– Егра уже больше года не приходит в себя.
– Как? Кто же тогда отдал приказ о моем... – Глеб осекся и пристально вгляделся в лицо Натальи. – Вот оно что, – выдохнул он.
– Не вини меня, Первоход. Я вынуждена поступать столь жестоко. Бояре не знают, что Егра не в себе. Я подпускаю к нему только верных и проверенных лекарей.
– Значит, все его приказы...
Она кивнула:
– Да. Их отдаю я.
В глазах Глеба затеплилась надежда.
– Тогда, быть может, ты прикажешь освободить меня? – боясь спугнуть удачу, спросил он. – Что-то темное прорвалось в город из Гиблого места. И я могу... я должен остановить это.
Губы Натальи дрогнули. Она качнула головой и тихо сказала:
– Нет, Глеб. Я не могу. Егра никогда бы не поступил так.
– Ты боишься, что бояре заподозрят неладное?
– Да.
Несколько секунд Глеб молчал, вглядываясь в строгое, постаревшее от забот лицо княгини, потом сокрушенно проговорил:
– Егра ведь не болен. Он мертв.
Княгиня Наталья отвела взгляд и побледнела. Глеб перевел дух.
– Еще пара дней в твоем обществе и в обществе твоей любимицы Ядвиги, и я буду считать, что в мире не осталось нормальных женщин, – с горькой усмешкой сказал он.
Княгиня снова взглянула на него, и взгляд ее был полон безнадежной тоски.
– Глеб... Я ничего не могу поделать. Все происходит само собой.
– Но приказы отдаешь ты!
– Да, но... – Княгиня Наталья сбилась. – Я не знаю, как тебе объяснить. Егры нет, но его дух всегда рядом со мной. Я не властна над своими мыслями и словами. Он говорит моими устами, понимаешь?
– Отличное самооправдание. Возможно, Гитлер тоже считал, что его устами говорит покойная мамочка.
– Гитлер? Кто это?
Глеб дернул щекой:
– Неважно. Да и какая, к черту, разница. Теперь ты замучаешь меня в этом подземелье, да? И все это ради того, чтобы не оскорбить память покойного мужа и не дать боярам повода для подозрений. Ты всегда была сумасшедшей. Даже когда была княжной.
Наталья сжала в бледных пальцах платок.
– Не говори так, Глеб, – попросила она.
– Знаешь... – Он дернул щекой. – Иди ты к черту вместе со своим мертвым мужем. И Ядвигу с собой прихвати. Вы неплохо будете смотреться втроем.
Княгиня подняла к лицу платок и промокнула и без того сухие губы.
– Глеб, – тихо заговорила она, – если ты скажешь, где утопил громовые посохи, князь Егра помилует тебя. Я обещаю.
Глеб усмехнулся:
– Ты сама-то себя слышишь? – Он качнул головой и с досадой проговорил: – Везет же мне на сумасшедших баб.
Наталья подождала, не скажет ли он еще чего-нибудь, но, поскольку Глеб молчал, заговорила снова:
– Когда-то ты любил меня, Первоход. Почему же теперь ты так меня ненавидишь?
– Я тебя обожаю, – сказал Глеб. – А если ты поможешь мне отсюда выбраться, я оседлаю Росинанта, нарисую на щите твое лицо и отправлюсь крушить мельницы в твою честь.
– Насмешник, – тихо проговорила княгиня. – Все такой же насмешник. Что ж... – Она поднялась со скамьи. – Ты сам волен выбирать свою судьбу. Скажешь, где утопил ольстры, и будешь прощен. Не скажешь – Ядвига сотворит с тобой такое, о чем и подумать страшно.
Глеб усмехнулся:
– Да уж, я наслышан о ее подвигах.
– Слухи не врут, Глеб. Так ты не скажешь?
Он покачал головой:
– Нет.
Еще несколько мгновений княгиня стояла рядом с решеткой, будто надеялась, что Глеб внезапно передумает, затем повернулась и молча зашагала к двери.
– Наталья! – окликнул ее Глеб, схватившись руками за прутья решетки.
