Хлопуша сдался. Хлопнувшись на задницу, он тряхнул головой, затем поднял на Глеба ошалелый взгляд и пробасил:
– Твоя взяла, охотник. Ты отличный боец.
Глеб усмехнулся и протянул Хлопуше руку. Поднявшись на ноги, верзила свирепо крикнул на окруживших его мужиков:
– А вы чего встали, ротозеи? Убирайтесь к лешему!
Посетители, опасливо глядя на верзилу, кто с прибытком, а кто с убытком, вернулись за свои столы и принялись негромко обсуждать закончившийся бой. А Хлопуша взглянул на Глеба тяжелым взглядом и вопросил:
– Теперь ты заберешь мою баклагу, охотник?
– Да, – ответил тот.
– Если я не принесу ее тем, на чьи деньги она куплена, меня прибьют.
– Может быть, и так, – проронил Глеб небрежно. – Но мне-то что за дело?
Хлопуша опустился на лавку, положил локти на стол и обхватил пятернями голову.
– Леший меня дернул связаться с тобой, – горестно пробормотал он. – Что же мне делать теперь? Как явиться пред очи Шкуродера?
Глеб посмотрел на парня насмешливым взглядом и вдруг сказал:
– Из любой ситуации есть выход.
Хлопуша поднял на него взгляд и нахмурился:
– Не понимаю, о чем ты.
– Я не возьму твою баклагу. Но при одном условии.
– Что еще за условие?
Первоход сел за стол и прямо взглянул на Хлопушу.
– Твой брат скучает по тебе. Он попросил меня разыскать тебя и вернуть домой.
Хлопуша шумно выдохнул ноздрями воздух.
– Вот оно что. Передай Молчуну, что я не вернусь домой. Он мне не брат и не семья. Моя семья – это моя община.
Глеб прищурил темные глаза.
– Несколько лет назад твой брат спас мне жизнь, – сказал он. – И теперь я обязан вернуть ему долг. Давай поступим так: я приведу тебя к Молчуну. А дальше поступай как знаешь. Мне до этого уже не будет никакого дела.
Хлопуша обдумал его слова, затем нахмурился и угрюмо проговорил:
– Если ты знаешь Молчуна, то должен знать и Улиту.
– Я ее знаю, – сказал Глеб. Вгляделся в лицо верзилы и небрежно спросил: – У тебя с ней что-то было?
– Да. Один раз, – сознался Хлопуша. – А потом она стала пугать меня. Грозилась рассказать о нас Молчуну, коли я не захочу делать то, что она велит. А велела она плохие вещи.
– Молчун – твой брат, он поймет и простит тебя.
– Может, да. А может, нет.
Хлопуша долго сидел молча, покручивая в руках пустую кружку, потом вздохнул, прямо взглянул на Глеба и сказал:
– Я пойду с тобой к Молчуну. Но сперва хочу узнать, кто ты. Должно быть, ты великий человек, если так легко намял мне бока.
– Великий? – Глеб усмехнулся. – Это вряд ли. Меня зовут Первоход. Глеб Первоход.
Лицо верзилы вытянулось от изумления.
– Так, значит, ты… О, боги! Выходит, меня одолел не простой человек, а сам Глеб Первоход!
– Не стоит кричать об этом на все кружало. Если ты готов идти – пошли. Я хочу поскорее покончить с этим делом.
Хлопуша взял со стола шапку и нахлобучил ее на голову. Затем повернулся к стойке и крикнул:
– Целовальник! Вели снести эту баклагу к Игнату Полею и передать Вичкуту Шкуродеру. Да смотри не разбей, иначе Шкуродер нагрянет сюда с ватагой и сожжет твое кружало дотла.
9
Ночное небо прояснилось. Тучи разошлись, и весь Млечный Путь лежал как на ладони. Несколько минут они шагали по подмерзшей дороге молча. Потом Хлопуша вздохнул и задумчиво произнес:
– Теперь Молчун меня точно прибьет.
– Такого медведя, как ты, нелегко прибить, – возразил Глеб.
Хлопуша хмыкнул.
– Ты не знаешь моего брата. Он очень опасен.
– Как и каждый ходок, – пожал плечами Глеб.
Однако Хлопуша с этим не согласился.
– Молчун хуже всех, – сказал он. – Однажды, когда я был маленький и стащил варенье из кладовки, он посадил меня на лавку, принес все варенье, какое было в кладовке, и заставил меня его съесть. Я ел весь день. До тех пор, пока в голове у меня не помутилось и я не свалился с лавки под стол. После этого я целую неделю болел.
– Надеюсь, это не отбило у тебя охоту к сладостям?
– Что ты! Я обожаю сладости. Этим я весь в отца. Мой отец был толст, как бочка, и мог за один присест слопать половину быка.
– Твой отец был богат?
– Еще как! У него была своя строительная артель. Но под конец жизни батя разорился, забросил все дела, проел и пропил все, что имел. Умер он от заворотка кишок, прямо во время трапезы. Его так и нашли – с куриной ногой во рту. – Хлопуша вздохнул и добавил: – Хотел бы я помереть, как он.
Вскоре они подошли к дому Молчуна и остановились перед высоким частоколом. Хлопуша посмотрел на частокол, поежился, перевел взгляд на Глеба и сказал:
– Можно тебя кое о чем просить?
– Валяй, – разрешил Глеб.
– Ты говорил, что мой брат спас тебе жизнь и ты был у него в долгу, так?
– Так.
– А не кажется ли тебе, что теперь ты в долгу у меня?
Глеб усмехнулся и покачал головой.
– Нет, не кажется. У нас с тобой был честный спор, и ты проиграл. Разве не так?
Хлопуша вздохнул.
– Все так. Леший меня дернул схватиться с тобой, Первоход. Послушай-ка… – прищурился он вдруг. – А правду говорят, что ты задушил двуглавого пса Драглака голыми руками?
– Почти. Только не задушил, а заставил его служить мне.
Хлопуша кивнул.
– Правильно сделал. По здравому разумению, на то он и пес, чтобы служить человеку. – Облизнув губы, толстяк снова покосился на частокол. – Слушай, а может, мы все переиграем? Ежели Молчун прибьет меня, моя погибель будет на твоей совести, понимаешь?
– На моей совести столько всего, что я этого даже не замечу, – успокоил его Глеб. Он вгляделся в широкое лицо парня и нахмурился: – Неужто ты и впрямь так сильно боишься своего брата, здоровяк?
– Боюсь, – сознался Хлопуша. – Боюсь больше, чем лешего или сонного банника.
– Гм… – Глеб задумчиво поскреб пальцами горбинку на носу. – Что ж… Пожалуй, мне и впрямь стоит поговорить с твоим братом, прежде чем я отдам тебя ему. Жди меня за деревьями, здоровяк. И не высовывайся.
Глаза Хлопуши широко распахнулись от удивления.
– Ты отличный парень, Первоход, – сказал он. – Я никогда не верил гадостям, которые про тебя рассказывают люди. Но даже если это так, и ты на самом деле пожираешь младенцев и сожительствуешь с волколаками…
