– Притормози, – поморщился Глеб, – и не слушай дураков.
Он повернулся и зашагал к дому Молчуна.
Хлопуша отошел к деревьям. Дождался, пока Глеб перепрыгнет через частокол, затем развернулся и что есть духу припустил прочь от братовой избы.
«Спор есть спор, – думал он, быстро отмеряя шагами сажени. – А жизнь есть жизнь. Пастырь говорил, что жизнь греховна и полна страданий, но пока в ней есть жареные цыплята и таврийское вино, я готов еще лет двадцать пострадать».
Дверь оказалась открытой. Немного удивившись этому факту, Глеб вошел в избу, прошел через сени, толкнул дверь, ведущую в горницу, и негромко окликнул:
– Молчун! Эй, Молчун, ты здесь?
Молчун не отозвался, и в горнице никого не было. Тихо потрескивали и коптили льняные светильни в жировых плошках. В углу стоял гончарный круг, чуть правее валялась сапожная колодка. Видимо, Молчун, оставшись без работы, пытался освоить одну из «мирных» профессий. Интересно, получалось ли?
– Молчун! – снова окликнул Глеб. – Молчун, черт тебя дери! Если ты здесь – отзывайся!
Ответа не последовало. Глеб нахмурился и двинулся в соседнюю комнату. Но и в этой комнате было пусто. На перебуровленном топчане валялись порванные бусы и пустая кружка, воняющая олусом.
В горнице послышался какой-то скрип. Глеб мигом выпрямился, выхватил из ножен меч и тихо, как кошка, скользнул к горнице. Выглянув из дверного проема, он увидел, что крышка погреба откинута, а изнутри льется тусклый свет.
Глеб сдвинул брови и решительно зашагал к погребу. «Если этот дьявол там, я выскребу его на Божий свет и сломаю ему пару ребер прежде, чем сюда доберутся княжьи охоронцы и дознаватели!» – думал он, скрипя зубами от ярости.
Остановившись на краю погребного короба, Глеб заглянул вниз. Ярость заставила его забыть об осторожности, и когда он услышал шорох у себя за спиной, было уже поздно. Сильные руки толкнули Глеба в спину, и он полетел в квадратный зев погреба, так и не выпустив из стиснутых пальцев меча.
Приземление оказалось не слишком мягким, но Глеб умудрился ничего себе не сломать, не стукнуться ни обо что головой и не потерять сознания. Коснувшись бедром земли, он сгруппировался, подобно кошке, перекатился на плечо и почти мгновенно вскочил на ноги. Задрав голову, он увидел в светлом квадрате погребного короба лысоватую голову Молчуна.
– Эй, Первоход! – окликнул его Молчун. – Как ты там?
– Лучше всех, – ответил Глеб.
Он чертыхнулся и отряхнул испачканные землей штаны.
– Не зашибся? – снова спросил Молчун. – Тут ведь высоко.
– Говорю тебе – цел. Какого черта ты делаешь, Молчун? Зачем ты меня сюда столкнул?
Несколько секунд ходок молчал, затем глухо осведомился:
– Если я скажу, что перепутал тебя с кем-то другим, ты мне поверишь?
– Я поверю во все, что ты скажешь, если ты спустишь мне лестницу, – заверил его Глеб.
Молчун хмыкнул и качнул головой.
– Нет, Первоход. Прости, но ты не получишь лестницу.
– Если ты думаешь, что я смогу вскарабкаться по стене, как паук, ты ошибаешься. Спусти лестницу, Молчун. Спусти, и мы обо всем забудем.
– Не могу, Первоход. Ты нужен мне в яме, а не наверху.
– Значит, ты столкнул меня сюда специально?
– Выходит, что так.
Глеб откинул с лица темную прядь волос и холодно прищурился.
– И все же я даю тебе шанс передумать, – сказал он. – Помоги мне отсюда выбраться, и я все забуду.
– Может быть, – прогудел в ответ Молчун. – Может быть, и забудешь. Но беда в том, что
– О чем это ты?
– Ты спал с моей бабой, Первоход.
Глеб хотел возразить, но понял, что это бесполезно, и решил сменить тактику.
– Ты прав, Молчун. Я спал с твоей зазнобой. Выпусти меня, и мы разберемся по-мужски.
– Я с мечом, а ты с ольстрой? – Молчун хмыкнул. – Это ты называешь «по-мужски»?
– Я оставлю ольстру в погребе. Если хочешь, я оставлю здесь и свой меч. Мы будем биться на кулаках. Ты ведь отличный кулачный боец, Молчун. Вытащи меня отсюда и набей мне морду.
Несколько секунд длилось молчание, и в душе Глеба затеплилась надежда. Но в конце концов угрюмый ходок покачал головой и сказал:
– Нет. Прости, Первоход, но ты будешь сидеть здесь, пока я не приведу охоронцев.
По спине Глеба пробежал холодок. Погреб у Молчуна глубокий и надежный. До короба – сажени полторы. Крышка из дубовых досок, толщиной в две ладони, да и сверху на нее Молчун наверняка что- нибудь навалит.
– Значит, отдашь меня княжьим псам? – хрипло спросил Глеб.
– Отдам, – последовал ответ. – Уж не обессудь.
Глеб помолчал, усиленно соображая, что же ему теперь делать. И вдруг его осенило.
– Эй, Молчун! – крикнул он. – Дело ведь не в Улите? Тебе просто нужны деньги. Ты за этим позвал меня в Хлынь, верно?
– А ты догадлив, – с угрюмой усмешкой ответил Молчун.
– Не очень, раз ты сумел заманить меня сюда, – мрачно проговорил Глеб. – Но ты напрасно стараешься, Молчун! Слышишь? Напрасно!
– Почему это?
– Князь отменил награду за мою голову. Ты ничего не получишь.
Несколько мгновений ходок молчал, затем сказал:
– Ты врешь.
– Вру? – Глеб усмехнулся. – Ты настоящий дурак, если думаешь, что я приехал в Хлынь из-за тебя и твоего брата. Меня привело сюда другое дело. И это дело мне поручил сам князь.
– Я не собираюсь слушать твою болтовню, Первоход. Увидимся через час!
Тяжелая дубовая крышка с грохотом упала на короб. Поток воздуха затушил тусклый берестяной факелок, и Глеб остался в темноте.
Он достал из кармана зажигалку, заправленную горючей «земляной кровью», выщелкнул пламя и огляделся. Полки, полки, полки. А на полках – кувшины с солониной. Опустив зажигалку ниже, Глеб увидел стоявшие на полу кадки с соленой капустой и огурцами и несколько объемистых византийских амфор.
Глеб взял с полки деревянную кружку, молниеносным ударом меча проткнул одну из амфор и подставил под хлынувшую струю кружку.
– Вино, – тихо и удивленно проговорил Глеб. – Черт бы тебя побрал, Молчун, это настоящее византийское вино!
Вино было замечательное. Молодое, но с насыщенным и терпким вкусом. За эти амфоры Молчуну наверняка пришлось выложить целую кучу серебра. Если, конечно, он его не украл.
– Эй, Первоход! – донесся до Глеба приглушенный дубовой крышкой голос Молчуна. – Ты чего затих?
– Пробую твое вино! – крикнул в ответ Глеб. – У тебя отличное вино, Молчун! Сколько ты за него заплатил?
– Не трогай мое вино, Первоход! Не прикасайся к нему!
– Могу себе представить, как ты им дорожишь! – усмехнулся Глеб. – Византийское вино стоит дороже порочноградской водки! Ты отдал за него не меньше пятнадцати дирхемов, верно? А за мою голову надеешься выручить двадцать! Выходит, все это ради пяти несчастных монет? – Глеб засмеялся. – Ты дурак, Молчун! Уверен, ты не думал о вине, когда заманивал меня в погреб! Вино и водка размягчили твои мозги и застили тебе глаза. И теперь ты здорово за это поплатишься!
– Еще раз говорю тебе – не трогай моего вина! – прорычал сверху Молчун.
