призрачных двойников, отдаленно напоминающий конденсационный след, оставленный самолетом. Выглядело это потрясающе.
– У меня за спиной то же самое? – спросил Ник.
– Да, – ответил Денис.
Бойцов обернулся и встретился взглядом со своим полупрозрачным двойником, из-за спины у которого выглядывал еще десяток таких же полупрозрачных копий. Ощущение было жутким. Ник отвернулся и продолжил путь.
– Что будет, если я потеряю свое «Я»? – спросил он у Дениса. – В чем это будет выражаться?
– Мацухиро Соболев писал, что вы просто перестанете существовать. Превратитесь в оптический призрак, а ваше место тут же займет один из ваших ментальных двойников, которому Клоака поможет материализоваться.
– И что в этом плохого? Какая, к дьяволу, разница?
– Разница есть, – проговорил Денис приглушенным голосом. – Вы ведь не знаете, какую из черт вашей души скопировала Клоака, чтобы воплотить ее в ментальном двойнике. И какую грань вашего сознания она позаимствовала.
Бойцов снова оглянулся. Двойники, замершие в воздухе по ходу его движения, уже не выглядели такими бесплотными. Кроме того, на лице ближайшего двойника, того, который был прямо за спиной у Ника, детектив разглядел холодную усмешку, а во взгляде голубых глаз двойника появилось что-то недоброе, словно на лицо ему упала тень грядущих страшных событий.
Ник подумал, что должен взять себя в руки и сделать все, чтобы никаких страшных событий не произошло, и что именно на этом ему стоит сконцентрироваться.
Он почувствовал затылком холодок и различил звук – словно кто-то дышал у него за спиной. Разумеется, этого не могло быть, поскольку оптические двойники (или ментальные копии, как называл их Денис) были всего лишь бесплотными призраками. Чем-то вроде эффекта гало, а следовательно, бояться их не стоило.
Но как бы Ник ни бравировал, внутренний голос говорил ему совершенно обратное – с каждым его шагом двойники обретали все больше живых черт и все явственнее превращались в преследователей.
В голову Бойцову пришла совершенно уж неуместная мысль – он подумал о «призраках прошлого», которые преследуют каждого человека, и о том, что мышление Клоаки слишком конкретно. Именно поэтому она превращает метафоры в материальную данность.
Чем дальше Ник шел, тем тоскливее ему становилось. В голову полезли дурные и неожиданные мысли. Он вдруг подумал, что не должен был отпускать жену к другому. И что чувство собственника – самое материальное, а значит – самое витальное из всех наших чувств.
А если так, то стоило ли ему спокойно наблюдать, как его любимая женщина ложится в постель с другим мужчиной? Но что он мог сделать? Как противостоять?.. Убить ее! Да, это был бы выход. Одно нажатие на спусковой крючок, и его душевным терзаниям пришел бы конец.
Ник вытер выступивший на лбу пот и попытался прогнать от себя гнусные мысли. Однако мысли эти с пугающей настойчивостью возвращались снова и снова.
Тогда Ник решил обратиться к воспоминаниям детства. Вот ему четыре года, и он украл из холодильника крошечную баночку настоящего варенья. Крышка баночки никак не поддавалась, и тогда Ник решил воспользоваться ножом. Следующая сцена – он вопит от боли, задрав кверху окровавленный палец, а разбитая баночка валяется у его ног. Красное варенье вперемешку со стеклами… Красная кровь, капающая с пальца… Красное от гнева лицо отца, сжимающего в руке ремень…
Нет, не пойдет! Нужно другое воспоминание – светлое, чистое, ясное, незамутненное негативной окраской и бредом прожитых лет!
Вот он идет с отцом и матерью в зоопарк. В зоопарке весело, много людей, взрослых и детей, все смеются, показывают пальцами на вольеры, отделенные от зрителей силовыми полями. Неподалеку кружится, сверкая лампочками, карусель. И музыка звучит… какая же это замечательная музыка! Ник с детства не слышал такой замечательной музыки!
Мать и отец останавливаются возле одного из вольеров и показывают ему на огромного зверя, покрытого бурой шерстью, с пастью, усыпанной острыми зубами, когтистыми лапами, похожими на обезьяньи руки, и раздвоенным хвостом. В руках зверь держит своего вялого, жалобно поскуливающего детеныша.
– Это хищник-пластирегенерант с планеты системы Проксима. Называется хибериус. Посмотри, что сейчас будет. Это забавно!
Зверь, глядя на Ника красноватыми холодными глазами, поднес детеныша к пасти и вдруг откусил ему голову, а затем принялся методично и равнодушно пожирать его.
Ник похолодел от ужаса и попятился. Отец, взглянув на него, удивленно спросил:
– Что такое, сынок? Ты испугался?
– Ник, это не то, о чем ты подумал, – услышал он ласковый голос матери. Рука ее опустилась ему на голову и нежно пригладила его вихрастые волосы. – Детеныш был болен, и самка хибериуса лечит его. Сейчас начнется процесс пластирегенерации, клетки детеныша восстановятся, но будут уже здоровыми. Иногда нужно пройти через смерть, чтобы получить жизнь. Смотри!
Ник увидел, как нечто ужасное, багровое, бесформенное, отпочковывается от тела самки хибериуса, а затем постепенно обретает форму – голову, плечи, грудь… Досмотреть до конца Ник не смог, его стошнило. В этот момент отец увидел что-то забавное и весело засмеялся, позабыв о перепуганном сыне, и смех этот скрипучими крючьями прошелся по душе Ника, раздирая ее в клочья.
Нет, это воспоминание тоже не годится!
Но что же тогда вспомнить? Неужели в его детстве не было ничего такого, о чем сейчас можно бы вспомнить без ужаса или отвращения?
И тут Ника передернуло, будто от удара током, спина похолодела, а глазам стало жарко. Господи, да ведь у него не было никакого детства! Все его воспоминания искусственны или надуманны!
«Я не существую и никогда не существовал», – пронеслось в голове у Ника.
Едва он об этом подумал, как ледяные пальцы тут же коснулись его затылка и шеи, а за спиной послышался отвратительный хриплый шепот, полный ненависти, невнятный, невозможный:
– Иногда нужно пройти через смерть…
Бойцов рванулся вперед, чтобы освободиться от хватки монстра, но тщетно – ледяные пальцы еще крепче вцепились Нику в шею и в волосы.
– Пройти через смерть… – просипела тварь и вдруг расхохоталась смехом отца.
Бойцов почувствовал, что пальцы двойника стали жаркими, и ощутил, как жизненная энергия полилась из его тела в тело вцепившейся в него твари. Опустив взгляд, Ник увидел, что тело его словно выпало из фокуса – стало полуразмытым, потеряло плотность. И тогда он крепко зажмурил глаза и попытался вспомнить мать…
Это получилось. Как обычно, у матери было лицо жены, но на этот раз Ник не противился подмене, приняв ее как должное.
– У тебя все получится, Ник, – ласково проговорила мать. – Не сдавайся.
– Я теряю себя, – прошептал Бойцов. – Становлюсь ничем.
– Я жива, пока жив ты, Ник, – сказала мать. – Прошу тебя, не позволяй мне уйти.
– Тебя никогда не было, – прошептал Бойцов, чувствуя, как жизненные силы уходят из его тела, превращая его в жалкую, никчемную оболочку, и как сама эта оболочка истончается, балансируя на грани существования и несуществования. – Ты выдумка! Сон! Видение!
Мать улыбнулась, приблизила свое прекрасное лицо к его лицу и, ободряюще улыбнувшись, сказала:
– Я есть сейчас, Ник.
– Я есть сейчас, – повторил он. – Я есть сейчас.
«Я есть, – подумал Ник. – Я действительно есть!»
Хватка обжигающих пальцев, вцепившихся ему в шею, стала слабеть.
– Я есть! – хрипло крикнул Ник. – К чертям собачьим – я есть, ясно вам!
Он стряхнул с себя остатки мертвящей вялости, резко повернулся и сорвал с пояса «кирлиан». Одно
