У неё есть прошлое, хоть она и не любит о нём вспоминать. Я создал для себя состояние разума, которое считаю блаженством, но для неё это возврат к неопределённости прежнего существования…»
Он провёл пальцами по её спине и заплакал, уткнувшись лицом в её плечо.
Глава третья. Гиорран
Молодой лейтенант остановился, чтобы передохнуть. Он больше часа карабкался по каменистым склонам, которые осыпались под его ногами так, что ему приходилось преодолевать три метра, чтобы подняться всего лишь на один. Он поднимался по почти отвесным стенам из глинистого сланца, крошившегося под его руками. Несколько раз он срывался и висел над пропастью до тех пор, пока не находил более надёжное место, за которое мог уцепиться. Сейчас он обнаружил уступ и решил перевести дыхание.
Он взглянул вверх, на вершину, загороженную от него склоном. Он знал, что она уже близко, но остаток пути был, пожалуй, самым сложным.
Он сел, обхватил руками колени и стал смотреть на бесчисленные квадратные километры Альбиона. Отсюда его поверхность напоминала потерянную кем-то клетчатую ткань. С этого места крепость Гиорран была не видна, он видел лишь многоцветную мозаику из зелёного, жёлтого, золотистого и коричневого цветов. Утренняя дымка придавала цветам пастельные тона. Мозаика постоянно менялась, как будто сквозняк из-под двери трепал эту брошенную на землю клетчатую ткань. Ровные серые нити изгородей медленно меняли свои очертания, как паутина под лёгким ветерком.
Значит, в Альбионе всё было в порядке. Всё, как всегда, было в движении.
Но всё ли в порядке?
Он вёл один из продовольственных конвоев в одну из деревень в южной части Альбиона, находившуюся возле самой границы тумана, который, согласно утверждениям некоторых еретиков, отделял Альбион от некого гипотетического
В одной из деревень они отобрали… нет, изъяли зерно и скот. Там было что-то не так, но он до сих пор не мог понять, что именно. Его солдаты ничего не заметили, да и он сначала тоже. Но потом родилось и окрепло подозрение: что-то было не так. Вся беда в том, что все деревни, через которые они проходили, были практически неотличимы друг от друга, а он не мог вспомнить, в какой именно он обнаружил отклонение от общего положения вещей. Система, по которой конвои обрабатывали деревни, была всегда одинаковой: солдаты изымали провизию, он делал вид, что считает крестьян, выбирая самую красивую женщину, которую позволял своим солдатам изнасиловать. Это повторялось так часто, что все деревни слились для него в одну — солнечный свет, запах животных и угрюмые лица рабов были везде одинаковыми.
Он с грустью оглядел свою красно-зелёную форму. Два предыдущих раза, прежде чем карабкаться сюда, он переодевался. На этот раз он поступил слишком импульсивно — как только сомнения окончательно созрели в нём, он покинул Гиорран. Он пустил коня галопом и, несмотря на то, что животное ржало, пытаясь сбросить его, он заставлял его перепрыгивать через изгороди между полями.
Его пальцы и ладони были в куда более плачевном состоянии, чем форма. Их покрывали порезы и ссадины, большинство из которых были неглубокими, но некоторые сочились тёмно-красной кровью. Удивительно, что он не замечал этих порезов, карабкаясь сюда, но теперь, когда увидел их, они начали страшно болеть.
Форму было уже не спасти, поэтому он оторвал от неё лоскуты и крепко перемотал ими руки. Затягивая повязки, он поморщился. На несколько секунд боль успокоилась.
Его дыхание стало более ровным. Он снова посмотрел наверх. А стоило ли? Стоили ли последние, самые тяжёлые метры подъёма разрешения его сомнений?
Он пожал плечами.
«Да, стоили…»
Он устало поднялся на ноги, протянул руки к огромному острому уступу и почувствовал боль в перемотанных тряпками ладонях ещё до того, как коснулся ими холодного камня.
Уступ оказался уже, чем он предполагал — не больше двадцати сантиметров, но с него он заметил справа, в тридцати или сорока метрах, русло горной речки. Уступ скрывал его от того места, где он отдыхал. Он хотел было спуститься вниз, но мысль об отступлении претила ему.
Расставив руки в стороны и вцепившись пальцами в жухлую траву, он изо всех сил вжался в отвесный склон. Коричневая трава издавала терпкий запах, и он вспомнил кухню в доме своего детства. С минуту постояв так, прижимаясь к склоку, как будто это было мягкое бедро матери, он шагнул в сторону.
Грунт под его правой ногой обрушился, и он снова переместил свой вес на левую. Инстинктивно он ещё сильнее вцепился в траву, хотя знал, что в случае чего она не удержит его. Он представил, как его тело летит вниз, ударяясь о камни и, наконец, окровавленное и разбитое падает на каменную насыпь.
Он был человеком, не знавшим страха, но на секунду почувствовал ужас.
«Не смотри вниз», — сказал ему внутренний голос.
— Не волнуйся, — прошептал он, — не буду.
Почувствовав, что вновь обрёл контроль над своим телом, переместил свою левую руку к правой и, получив таким образом дополнительную степень свободы, продвинулся вбок по склону, перешагнув то место, где осыпался грунт. Струйка солёного пота стекла с его лба прямо в правый глаз. Он отчаянно заморгал: перед ним всё расплылось, и глаз сильно зачесался. Естественной реакцией было бы оторвать руку от склона и почесать глаз, но он знал, что это будет стоить ему жизни. Он попытался заставить себя заплакать, чтобы смыть разъедающую глаз соль, но это даже в детстве ему плохо удавалось.
Необходимо было посмотреть вниз; необходимо, если он убирался пройти по этому карнизу.
Под ним была глубокая пропасть и острые камни. Он осторожно ударил мыском правой ноги по ровному песчанику на отвесной стене выступа.
«Что ты здесь делаешь?» — спросил внутренний голос.
«Мне нужен совет», — со злостью подумал он, оценивая, сможет ли он ударить по стене ещё.
«Да, — согласился голос. — Я знаю. И знаю, зачем тебе нужен совет, но это вовсе не ответ на мой вопрос. Что с того, что ты почувствовал что-то необычное в одной из деревень? К чему рисковать из-за этого своей жизнью?»
«Я принадлежу Дому Эллона. Когда я достиг совершеннолетия, то поклялся, что умру, но не предам его ни в малейшей степени».
«Насколько мала эта
Он с силой ударил ногой по склону. Выбитые им куски песчаника кубарем покатились в пропасть.
«Самая малейшая», — резко ответил он.
«Лояльность — это твой единственный мотив? Или есть что-то ещё?»
— Заткнись! — сказал он вслух.
Но голос не замолкал. «Причина — твои амбиции. Ты молод даже для звания лейтенанта, но твоё начальство, как бы оно к тебе ни относилось, может сказать о тебе только хорошее. Ты хочешь достигнуть вершины не только этой горы, но и всей армии Эллонии, правильно? А оттуда не так далеко и до самой вершины».
Ещё один удар ногой по склону.
«Всего один маленький шаг», — настаивал голос.
— Да, чёрт возьми, маленький! А сейчас я хочу лишь обойти этот проклятый уступ, а ты отвлекаешь меня! Мы сможем обсудить это позже.
Пук травы, за который держалась его рука, неожиданно оторвался.
Он сразу же отпустил левую руку и, падая, прижался грудью к склону.
Секундой позже он так сильно ударился челюстью о новый уступ, что чуть было не потерял сознание. Он лежал лицом вниз на каменном карнизе, а ноги висели над пропастью.
