оживленно беседуя с Лаурой. Разгоряченный спором, он снял солнечные очки и принялся энергично размахивать руками, показывая на окружающие здания. Видимо, этим удобным моментом и воспользовался снимавший их украдкой оператор.
Ренато ощупью нашел подлокотник кресла и медленно опустился на него, не отрывая взгляда от экрана. Оттуда ему весело улыбалась Лаура, с неподдельным интересом слушавшая его собственное повествование. Вот они остановились, разглядывая фасад какого-то дома, вот она обернулась к Ренато, бросив на него заинтересованный взгляд, вот вновь улыбнулась мягкой, лучезарной улыбкой, и они пошли дальше, взявшись за руки… Потом эта солнечная картинка сменилась сюжетом об открывшемся недавно в центре Милана ресторане.
Ренато отбросил в сторону пульт, чувствуя, как его душу заполняет горечь и разочарование. «Когда рассказ правдив, в него не трудно поверить», — всплыли в его памяти слова Лауры, произнесенные ею, когда они стояли вечером возле закрытого музея.
Главное, чтобы его потом не переврал сам рассказчик, с досадой подумал он, вспомнив и ее обличительный взгляд, обращенный к нему, и свой одинокий отъезд из Монтефалько…
Виттория украдкой наблюдала, как Лаура аккуратно упаковывает в золотистую коробку огромную плитку шоколада «Африканка». Покупатель — всегда и всем приветливо улыбающийся синьор Руджери, любитель живописи и шоколадный гурман, с неизменной улыбкой и пристальным вниманием также следил за последовательностью ее действий. После памятного скандала, устроенного капризной примой, подруги почти не встречались за стенами кондитерской, а во время работы едва обменивались несколькими словами, да и те произносились лишь по необходимости. Памятуя о своей оплошности, Виттория больше не вмешивалась в общение Лауры с покупателями, предпочитая вот так, украдкой наблюдать за этим, как она его называла, «художественно-шоколадным» действом.
Как только синьор Руджери, рассыпавшись в благодарностях и уверениях в «безграничном почтении», покинул кондитерскую, Виттория, помедлив еще немного, наконец подошла к Лауре и осторожно положила перед ней на стойку плотный конверт.
— Я ведь тебе с самого начала говорила, что не смогу потратить заработанные тобой деньги… Так что лучше забери их обратно.
Лаура бросила короткий взгляд на конверт.
— А я тебе с самого начала говорила, что не хочу видеть в моем доме деньги этого Вителли… Тем более что он оставил их тайком, ни слова мне не сказав.
— Но он заплатил их тебе за эскиз…
— Увидев вчерашний репортаж из Сполето, многие решат, что я получила их за нечто более прозаическое, — с ироничной усмешкой возразила Лаура.
— Да брось ты, очень красивый получился репортаж… Такой романтичный… А деньги ты все-таки забери, я все равно не смогу найти им применение.
Лаура резким движением отодвинула конверт.
— Отдай Фабио, он точно не растеряется.
— Ну вот еще… Твой Джанрико тоже не уступит ему в сообразительности. Так что…
— Джанрико не предмет мебели, чтобы я называла его своим, — раздраженно оборвала подругу Лаура. — Особенно теперь, когда мы расстались… — уже еле слышно добавила она.
— Расстались? — удивленно-сочувственно переспросила Виттория. — После того, как столько времени были вместе?
— После того, как несколько минут посмотрели вместе репортаж из Сполето, — уточнила Лаура.
— Понимаю…
— Да ничего ты не понимаешь, — вдруг разозлилась Лаура. — Ты вообще никогда ничего не понимала. Взять хотя бы тот случай с синьорой Скальфи… Зачем тебе понадобилось убеждать ее в том, что этот завалящий шоколад изготовлен Вителли?
— Я не думала, что все так получится… — оправдывающимся тоном проговорила Виттория. — Откуда же я знала, что она явится с претензиями именно в тот момент, когда здесь будет он сам… И вообще, откуда я могла знать, что он вновь появится в нашем городе, да еще в качестве твоего нового знакомого?
Лаура энергично закивала.
— Вот-вот, я и говорю, ты никогда ничего не знала и не понимала. Ты руководствуешься только своими сиюминутными взбалмошными прихотями. Тебе наплевать на мысли и чувства других людей…
Виттория изумленно уставилась на подругу.
— Ах вот как? — протянула она. — Я, значит, взбалмошная особа, напропалую оплевывающая всех, кто попадается на пути? Вот что ты думаешь обо мне на самом деле? Хорошо хоть набралась смелости наконец высказать мне все это в лицо… А то я бы до сих пор считала себя твоим близким другом, к которому ты всегда обращалась за помощью в трудные минуты… — Она нервно прошлась из угла в угол и вновь остановилась перед Лаурой. — Если я ничего не понимающая тупица, то ты — ничего не чувствующая, бездушная лицемерка, которой ничего не стоит бросить любимого мужчину из-за каких-то дурацких сомнений и пары слов, сказанных мною в его адрес невпопад…
Лаура стремительно вскинула голову, сверля Витторию разъяренным взглядом.
— Я его не бросала. Это он отказался от меня. Отказался от того, чего даже не было… Сказал, что это только шутка.
— И после этого ты еще будешь утверждать, что я ничего понимаю, — всплеснула руками Виттория. — Да он сказал так потому, что был смущен, растерян и неуверен в себе. Поставь себя на его место…
— Мне хорошо и на своем.
— Не уверена. Иначе бы ты не стояла здесь сейчас с видом потерявшейся собачонки.
Лаура обернулась к витрине, всматриваясь в свое отражение.
— Не надо, а то шоколад растает от горя, — проворчала Виттория.
Лаура повернулась к витрине спиной и, издав еле слышный вздох, принялась упаковывать следующую «Африканку», хотя в кондитерской не было ни одного покупателя. Виттория некоторое время следила за тем, как ее руки разглаживали и без того идеально гладкую, яркую обертку, затем приблизилась к подруге и тихо проговорила:
— Прости, я и не предполагала тогда, что тебе ничего не известно о его разводе… Да и вообще, когда я увидела вас вместе, то невольно подумала, что между вами только легкая интрижка… Мне и в голову не могло прийти, что ты влюблена…
Лаура внимательно посмотрела ей прямо в глаза.
— Мне тоже, — призналась она.
— Ты только не расстраивайся, — принялась успокаивать ее Виттория. — Вот увидишь, он обязательно вернется. Он не сможет забыть тебя. Я видела, как он на тебя смотрел…
— Как на пронырливую авантюристку, решившую поживиться плодами его славы, — с невеселой усмешкой продолжила за нее Лаура.
— Ну что ты! Как ты можешь так говорить? Разве ты не слышала, что он ответил синьоре Скальфи: «Синьор Вителли вряд ли бы согласился приобщить синьорину Лауру к числу мошенниц».
— Спасибо, эта цитата меня очень утешила, — с прежней усмешкой заметила Лаура.
— Господи, ну неужели, проведя с тобой целый день, он так и не понял, что ты за человек? — возмутилась Виттория. — Ведь ты просто неспособна даже на самую мелкую и безобидную авантюру, это же ясно.
— Видимо, это ясно лишь для тебя…
— Да, мама, я тоже очень рад, что выиграл этот конкурс. Спасибо, что поздравила. Ты всегда была неизменной и самой внимательной поклонницей моих шоколадных творений… Правда, на этот раз идея рецептуры принадлежит не мне, но мы еще успеем обсудить закулисные подробности… А пока расскажи, как вам отдыхается в Римини? Констанца не доставляет тебе больших хлопот? — Ренато, прижав плечом телефонную трубку к уху, пытался сделать на альбомном листе карандашный набросок какого-то запутанного узора, когда в кабинет, как всегда без стука, вошел Карло.
Встретив его появление досадливой гримасой, Ренато сделал ему знак присаживаться. Карло устроился в глубоком кресле наискосок от Ренато и стал с интересом прислушиваться к разговору.
— У меня все в порядке, мама, не волнуйся… Дела, проекты, переговоры, словом все как всегда…
