Волк кивнул с набитым ртом, прожевал и изумленно уставился на надкушенную плюшку.
– Что? – смутилась я, поднося выпечку к носу – вроде бы свежая, но кворр ее знает.
– Это что? – спросил он, беря во вторую руку вторую булочку.
Я пожала плечами:
– Плюшки. Выпечка такая. У вас так не пекут?
Он только помотал головой: рот опять был занят. Блаженно прищурился, как кот на солнышке. Я рассмеялась:
– Хочешь – возьми все. У меня еще есть.
Он недоверчиво протянул руку, ожидая подвоха.
– Возьми-возьми, – подтвердила я. – Мне не жалко.
Он, довольный, сгреб все плюшки в охапку, но потом, что-то вспомнив и резко погрустнев, с сожалением вернул одну на место. Видимо – мне.
– Иньярра?
– Ууу? – поинтересовалась я с набитым ртом. Мне, в отличие от Волка, плюшки были не в новинку, так что я в основном налегала на плоды.
– Ты, получается, раньше не знала наших традиций и обычаев?
Я пожала плечами:
– Да я и сейчас их не слишком-то знаю.
– Но все-таки. Какой из тех, что ты знаешь, тебе показался самым ужасным?
Я задумалась. Потом решилась:
– Два: первый – кидать гостей в каземат до выяснения, кто они и чего хотят. Второй – что женщина может выбирать только из мужчин своего клана, которых, собственно, раз, два – и обчелся.
Волк неопределенно хмыкнул:
– Ну до сих пор никто не жаловался.
– А они ведь и не представляют, что может быть по-другому, – рассеянно откликнулась я, дожевывая шкурку.
– Так оно и к лучшему, – удивился Шан. – А то бы мучились, страдали.
– Для вас – лучше, для них – нет, – усмехнулась я. – Потому что я сомневаюсь, что они бы молча страдали и мучились – скорее устроили бы восстание и установили матриархат!
– Жуть, – содрогнулся Волк.
Я лукаво прищурилась:
– Да, Шан, женщины – страшная сила. Так что нас лучше не злить.
– Я видел, – согласно кивнул Волк.
Я, подавая пример, подняла вверх кружку с вином и громогласно возвестила:
– Ну за нас с вами и за кворр с ними!
И, звучно чокнувшись с Шаном, душевно глотнула. Вино терпкой струйкой пролилось в горло, медленно поползло в желудок, оставляя огненную дорожку следов. Крепленое, поди.
Волк тоста не понял, но вино пригубил. Подзадумался, облизнулся и приложился уже всерьез. Профессионально, с удовольствием.
– Залпом пить не советую! – прошипела я – голос ушел куда-то вместе с вином.
– Почему? – удивился Волк.
– Опьянеешь быстро, – пояснила я.
– А пьянеть – это как? – наивно спросил он.
– У вас что, не бывает выпивки? – ошарашенно пролепетала я.
– Раньше – не было, – кивнул Волк и, мечтательно уставившись на кружку, удовлетворенно добавил: – Теперь – будет!
Йыр! Ну почему во всех мирах от меня учатся только всяким гадостям? Эльфийки учат ругательства, сюда – вон выпивку принесла. Кошмар! Ужас!
Солнышко припекало, лесная прохлада манила тенью листьев, шорохом длинных нитей темно-зеленой травы, причудливо изгибающимся сумраком. Из леса вылетел серый щегол и понесся напрямик к нам, грозя врезаться в Шана.
Не врезался. Аккуратно сел на руку и чудно зачирикал.
– Ты его знаешь? – лениво спросила я. После вина да на солнышке меня разморило, как пригревшуюся у печурки кошку.
– Знаю, – кивнул Волк, нежно поглаживая перышки птички и подкармливая щегла крошками закончившихся плюшек (последнюю, вроде бы как предназначавшуюся мне, Шан все-таки слямзил, пока я отвернулась: думал – не вижу). Осторожно отвязал от лапки клочок бумаги и, оставив щегленка клевать несуществующие остатки выпечки, развернул какой-то листок.