Утро пришло туманное, свинцовое. Ветер стих. Видимости почти никакой: дальше двух-трех десятков метров уже ничего нельзя было рассмотреть. Все строили предположения: подошли к островам или нет? Борилка, потягивая носом, проговорил:
— Пахнет водорослями, чувствуете?
— Значит, рядом земля, товарищи! — с горячностью произнес Воронков.
— Вон она, земля, — майор Грибанов показал на длинную полосу водорослей и мусора, показавшуюся под туманом на отшлифованной глади воды.
Он подрулил шлюпку к водорослям. Это была типичная морская „река“ — неширокий поток, извивающийся среди стоячей воды. В ней плыли глянцевитые, зеленовато-бурые ленты морской капусты, пучки анфельции — осоковидной мягкой морской травы, из которой приготовляется агар-агар
Вскоре внимание всех привлек всплеск впереди.
— Кайра…
В тумане по воде убегала буроватая птица величиной с кряковую утку, с белым ошейником и длинным острым клювом. Распустив короткие крылья, распластавшись по воде, кайра убежала в туман.
— Она, кажется, недалеко уходит от берега? — дрожа от холода и возбуждения, спросил Стульбицкий.
— Всяко бывает, — безразлично произнес Борилка. — Но не дальше десяти-пятнадцати километров. А ну, тихо!
Все сразу умолкли и, затаив дыхание, стали слушать.
— Клянусь честью моряка, — вполголоса произнес Борилка, и сумрачные брови его распрямились, — я слышу крики птиц… Не иначе, где-то птичья колония!
— Значит, нет людей, — проговорил в тон боцману военный журналист.
Грибанов посмотрел на него.
— Людей? Японцы могут встретиться нам в любую минуту. Ни на один миг нельзя настраиваться благодушно!
— Ну конечно же! — напустился было на журналиста Стульбицкий. Он хотел еще что-то сказать, но его прервал майор Грибанов:
— Разговаривать только вполголоса, на море очень далеко слышно.
Стульбицкий, с покорностью посмотрев на майора, умолк.
Все продолжали прислушиваться. Борилка и Воронков перестали грести. Шлюпка медленно плыла посредине „реки“. Постепенно все хорошо стали различать отдаленный шум птичьего базара. Визг, писк, свист, вопли — все сливалось в могучий хор. На пути шлюпки встречалось все больше птиц, вода всплескивалась то там, то тут. Не желая взлететь, кайры бежали по воде врассыпную — уходили в стороны, убегали прямо.
— Пошли на веслах! — приказал майор Грибанов. — Нужно успеть достичь „базара“, пока стоит плотный туман.
Старались грести бесшумно. Налегая изо всех сил на весла, Борилка и Воронков не делали ни единого всплеска.
— Земля, смотрите! — прошептал майор Грибанов. Ему от руля хорошо было видно все впереди. Он показал рукой прямо по курсу шлюпки.
Все повернули туда головы, Из-под пласта тумана показалась темная полоса метров на тридцать — подножие острова.
— Кекур?
— Возможно, мыс какого-нибудь острова.
— Приналяжем-ка на весла, товарищи! — проговорил майор. — Нужно быстро проскочить эту полосу видимости.
Шлюпка направилась к каменному обрыву. Нарастал шум птичьего базара. Белогрудые кайры срывались откуда-то из тумана, скрывающего землю, кружились у воды; некоторые садились прямо рядом со шлюпкой на воду, но, испугавшись людей, вновь поднимались.
Вдоль обрыва легонько плескалась и пенилась зыбь, образуя белую полосу у подножия черных мокрых скал. Люди долго искали места, где бы укрыться. Наконец показалась темная расселина в обрыве. К ней и направилась шлюпка. Это была неширокая трещина, образовавшаяся между гранитными глыбами в виде миниатюрного фиорда. Грибанов, Борилка и Воронков искусно завели туда шлюпку, которая едва вместилась в расселине.
— Земля! Боже мой, наконец-то хоть маленький клочок земли! — плачущим голосам зашептал Стульбицкий. На глазах его блестели слезы радости, и он не стеснялся их.
Сойти на берег было почти невозможно: он обрывался в воду отвесно или имел крутой наклон. Но выше, метрах в трех от воды, начинался более пологий наклон каменной громады.
После непродолжительного совета было решено: наверх в разведку отправляются майор Грибанов и капитан Воронков. Они сняли кители, оставшись в полосатых тельняшках, заправили брюки в носки, сбросили парусиновые опорки, повязали головы носовыми платочками, чтобы волосы не падали на глаза, и приготовились штурмовать каменную громаду.
— Из бухты ни в коем случае не высовывайтесь — наказывал майор Грибанов Борилке, оставшемуся хозяином на шлюпке. — Даже если услышите что-нибудь подозрительное, оставайтесь на месте. Шлюпка хорошо укрыта, а трещину трудно заметить на расстоянии. На нас можете положиться.
Первым полез капитан Воронков. Сухощавый, мускулистый, он был и ростом пониже и фигурой потоньше Грибанова. Со школьной скамьи занимался Воронков спортом, и теперь это пригодилось как нельзя кстати. Он встал на плечи Грибанова, уцепился за выступы в камнях и легким рывком очутился на карнизе, за которым начиналась пологая часть расселины. Укрепившись там, Воронков подал руку Грибанову и втянул на карниз его. На четвереньках они быстро стали взбираться вверх. Кончилась трещина, дальше — голая наклонная каменная плита. Внизу теперь все было закрыто туманом, вверху туман был реже, в его разрывах кое-где пробивалась радостная ясная голубизна неба.
Каменную плиту преодолеть оказалось нелегко. Она была невысока, метра четыре, но на ней не за что уцепиться — ни единого выступа, только кое-где видны мелкие трещинки. И хотя наклон составлял не больше сорока-сорока пяти градусов, с плиты легко можно было скатиться. Офицеры разработали оригинальный план. Под нижним краем плиты были найдены каменные выступы. Грибанов уперся в них ногами и лег плашмя на плиту. Вытянув вверх руки, он занял почти две трети плиты. По нему с обезьяньей ловкостью полез Воронков. Когда он добрался до головы Грибанова, майор подставил ладони под его ступни. По мере того как Воронков полз вверх, Грибанов подпирал его снизу. Он даже не вытянул рук на всю длину, когда Воронков уже достиг верхнего края плиты, крепко вцепился в него руками. Теперь полез по нему Грибанов и без труда очутился на верхнем краю каменной глыбы.
За плитой начинался неширокий пологий распадок. В нем росла трава. Ни Грибанов, ни Воронков никогда не испытывали такого наслаждения, как теперь, добравшись до травы.
— Отдохнем, — предложил майор.
Они легли, уткнувшись в росистые стебли и листья, жадно вдыхая живые терпкие запахи. Казалось, это от них, от росных запахов, потекла по жилам сладостная истома, сгоняя прежнюю усталость.
— Что-то не видно кайр, — сказал Воронков. — Наверное, есть поудобнее место для гнездовий.
Отдохнув, разведчики живо зашагали вверх. Скоро они вышли на продолговатый гребень — вершину острова. Здесь почти не было тумана, лишь реденькая молочно-белая мгла висела над головой.
Гребень был острым и голым, в длину имел метров двадцать. За ним, к югу, начинались мели, терраски. Там-то и гнездились кайры, оттуда доносился их назойливый многоголосый шум. Внимательнее присмотревшись к террасам, разведчики увидели там множество продолговатых светлых шариков, рассыпанных среди камней.
— Да ведь это яйца кайр! — воскликнул журналист. Они быстро спустились по осыпи на первую же террасу, усеянную яйцами. Яйца кайр изумительно красивы. Больше куриных раза в полтора и тяжелее их
