при дворе, я ему не нравилась, так что ни к чему мне, растрепанной и раскрасневшейся, сталкиваться с ним в дверях королевской опочивальни. Лучше уж выскользнуть из теплой королевской постели и пробраться тайком в свою комнату, Георг тащится рядом, непрерывно зевая, время раннее, посол еще не скоро пойдет к мессе.
Анна никогда не спит, всегда ждет меня — эль уже подогрет, камин разожжен, комната теплая. Я прыгаю прямо в постель, она укутывает мне плечи шерстяным пледом, садится рядом расчесать мои спутанные волосы, а Георг подбрасывает еще одно полено в камин и присаживается со своим стаканчиком эля.
— Что за утомительная работа, — жалуется он, — приходится спать каждый день после обеда, а иначе глаза просто сами собой закрываются.
— Анна укладывает меня в постель после обеда, будто я малый ребенок, — недовольно говорю я.
— Хочешь выглядеть такой же осунувшейся и изнуренной, как королева? — возражает Анна.
— Да, у нее вид не слишком цветущий. Она что, больна? — интересуется Георг.
— Просто старость. — В голосе Анны звучит злорадство. — К тому же она все время пытается казаться счастливой и всем довольной. А это так утомительно. Нелегко ведь доставлять удовольствие Генриху, сам понимаешь.
— Вовсе и нет, — звучит мой самодовольный ответ, и мы все трое хохочем.
— Пообещал он тебе какой-нибудь подарок на Рождество? — продолжает расспросы Анна. — Или Георгу? Или кому-нибудь из нас?
— Нет, ничего не сказал. — Я качаю головой.
— Дядя Говард прислал золотую чашу, на ней вычеканены наши гербы. Ты ее подаришь королю, — объявляет Анна. — Я пока ее припрятала в шкафу. Стоит целое состояние. Надеюсь, оно не будет потрачено впустую.
— Он обещал мне сюрприз, — сонно киваю я. Брат и сестра встрепенулись. — Хочет взять меня с собой завтра на верфи.
— Я уж понадеялась на подарок. — Анна корчит недовольную гримаску. — Мы все поедем? Ведь двор?
— Нет, небольшая компания. — Глаза сами собой закрываются, я уже почти засыпаю, но слышу, как Анна встает и идет по комнате, вынимает мою одежду из комода, чтобы приготовить ее на завтра.
— Наденешь алое платье. Можешь взять мою бордовую накидку, отороченную лебяжьим пухом. На реке будет холодно.
— Спасибо, Анна.
— Я не для тебя стараюсь, не думай. Все делается для благосостояния семьи. Ты сама тут совершенно ни при чем.
От такого ледяного тона во мне все леденеет, но найти остроумный ответ сил уже нет. В полусне слышу, Георг ставит пустой стакан, встает с кресла, нежно целует Анну в лоб.
— Тяжелая работа, но того стоит, — тихо произносит он. — Спокойной ночи, Аннамария, оставляю тебя твоим обязанностям, мне пора заняться своими.
Слышу ее соблазнительный смешок:
— Шлюхи Гринвича — благородное призвание. Увидимся завтра.
Накидка сестры хорошо смотрится вместе с алым платьем для верховой езды, сестра дала мне и свою маленькую французскую охотничью шляпку. Генрих, Анна, я, Георг, мой муж Уильям и еще человек пять скачем дружной группкой вдоль реки к верфям. Там строится новый корабль королевского флота. Зимний день полон солнца, яркие лучи отражаются в воде, с обоих берегов реки несется шум — это гуси прилетели из России зимовать на наших заливных лугах. Гуси гогочут, утки крякают, громко кричат кроншнепы и бекасы. Лошади скачут легким галопом вдоль реки, моя кобыла бок о бок с охотничьей лошадью короля. Рядом с нами Анна и Георг. Генрих пускает коня рысью, но при виде доков переходит на шаг.
Заметив приближающуюся кавалькаду, выходит старший мастер, срывает шапку, низко кланяется королю.
— Я решил прокатиться верхом и поглядеть на вашу работу, — улыбается ему король.
— Какая высокая честь, ваше величество.
— Как идут дела? — Король спрыгивает с коня, бросает поводья конюху — тот уже стоит наготове. Король поворачивается ко мне, снимает меня с седла, берет под руку и ведет в сухие доки.
— И как она тебе нравится? — спрашивает меня Генрих, указывая на гладкий дубовый борт наполовину построенной шхуны, покоящейся на огромных деревянных катках. — Правда, красавица, каких еще поискать?
— Красива и опасна. — Я гляжу на пушечные окна. — У французов уж точно ничего подобного нет.
— Верно, — гордо заявляет Генрих. — Будь у меня в прошлом году на море три такие красавицы, разгромил бы весь французский флот, не дал бы им спрятаться в порту. Тогда бы стал королем Англии и Франции на деле, а не только на словах.
— Говорят, французская армия очень сильна, — неуверенно начинаю я. — А Франциск весьма решителен.
— Он просто павлин, — сердито бросает Генрих. — Все показное. Карл Испанский с ним разберется на юге, а я зайду со стороны Кале. А потом мы разделим Францию пополам. — И, повернувшись к корабельному плотнику: — Когда она будет готова?
— Весной, — отвечает тот.
— Рисовальщик сегодня здесь? — спрашивает король.
— Он здесь, — кланяется стоящий рядом человек.
— Мне пришла в голову прихоть сделать ваш портрет, мадам Кэри. Присядьте, пожалуйста, пусть он набросает ваши черты.
— Конечно, если вы того желаете. — Я даже покраснела от удовольствия.
Генрих кивнул плотнику, тот что-то прокричал с платформы вниз на причал, оттуда торопливо прибежал рисовальщик. Генрих помог мне спуститься по лестнице, усадил на штабель свежераспиленных досок, а молодой человек в грубой домотканой одежде принялся за набросок.
— А что вы собираетесь делать с портретом? — с любопытством спросила я, стараясь сидеть неподвижно и все время улыбаться.
— Подожди, увидишь.
Художник положил лист бумаги.
— Мне этого достаточно.
Генрих обнял меня одной рукой, поставил на ноги.
— Тогда, красавица моя, пора домой, обедать. Поскачем галопом по заливным лугам, мигом домчимся до замка.
Конюхи стоят наготове с лошадьми. Король одним движением поднимает меня в седло и сам вскакивает на коня. Оборачивается убедиться, что все готовы. Лорд Перси подтягивает подпругу лошади Анны. Сестра глядит на него и соблазнительно улыбается. И вот уже вся компания скачет обратно в Гринвич, солнце садится, окрашивая холодное зимнее небо в кремово-розовые цвета.
Рождественский обед длился чуть ли не весь день. Я и не сомневалась, Генрих пошлет за мной этой ночью. Но он вдруг объявил, что собирается посетить королеву, и все придворные дамы, включая меня, должны, покуда он выпивает с друзьями, составить ей компанию, а потом он отправится в опочивальню ее величества.
Анна сунула мне в руки недошитую рубашку и села рядом, поставила каблучок на подол моего платья — мне не встать, пока она не поднимется.
— Оставь меня в покое, — чуть слышно прошептала я.
— Чтобы я этого дурацкого выражения лица больше не видела, — зашипела сестра. — Шей и улыбайся, как все остальные, будто всем довольна. Надулась как сыч — кому ты такая нужна.
— Провести с ней рождественскую ночь…
— Хочешь знать, почему?
