— У вас есть еда, деньги, смена одежды?
Герцог рассмеялся.
— Джон, мой Джон, в следующий раз собирать меня в дорогу будешь ты. Но сейчас нам пора!
Шпора герцога тронула бок лошади, животное вскинуло голову и рвануло вперед, лошадь принца Карла поскакала следом. В лицо Джона ударило облако пыли; всадники исчезли.
— Господи, храни его, храни их, — пробормотал Традескант, глядя вслед своему новому господину и принцу, которого он помнил одиноким неуклюжим маленьким мальчиком. — Прошу Тебя, Господи, останови их в Дувре.
Когда Джон вернулся домой в сумерках и за столом уставился на свою похлебку, забыв о еде, Элизабет сразу поняла, что что-то случилось. Как только Джей закончил обедать, она кивком отослала его из комнаты, а сама села рядом с мужем на скамью, что стояла у очага, и положила ладонь на его руку.
— В чем дело?
Тот покачал головой и взглянул в обеспокоенное лицо супруги.
— Не могу тебе рассказать. Со мной все в порядке, дорогая. И с Джеем все в порядке, и с садом. Но я должен хранить чужой секрет. Я никому ничего не могу рассказать.
— Значит, дело в герцоге, — просто заключила Элизабет. — Он сделал что-то дурное.
По ошарашенному выражению лица Джона она поняла, что ее догадка верна.
— Что же он сделал? — допытывалась Элизабет.
— Умоляю Тебя, Господи, — прошептал Традескант, — только бы это не обернулось слишком плохо. Господи, только бы все закончилось благополучно!
— Его светлость дома?
Джон снова покачал головой.
— Отправился в Лондон? Наносит визит королю?
— Уехал в Испанию, — очень тихо произнес Традескант.
Элизабет отшатнулась от мужа, будто он ущипнул ее.
— В Испанию?
Традескант быстро и виновато взглянул на жену и приложил палец к губам.
Элизабет встала, подошла к очагу, нагнулась и поворошила кочергой пылающие поленья. Джон видел, что ее губы двигаются в молчаливой молитве. Элизабет была верующей женщиной. Для нее посещение Испании приравнивалось к спуску в преисподнюю. Испания была сердцем католицизма, родным домом антихриста, с которым обязаны были бороться все хорошие протестанты, бороться с рождения и до могилы. По мнению Элизабет, сама цель путешествия была приговором для Бекингема. Если он решил наведаться в Испанию, то он заведомо дурной человек.
На миг Джон прикрыл глаза. Он не мог даже представить, как сурово осудят Бекингема, если Элизабет, а с ней сотни, даже тысячи верующих мужчин и женщин узнают, что он планирует привезти испанскую инфанту и сделать ее королевой Англии.
Элизабет выпрямилась, повесила кочергу на крючок рядом с очагом и вдруг заявила:
— Мы должны уехать.
Джон открыл глаза и моргнул.
— Что?
— Мы должны уехать немедленно.
— О чем ты? Мы совсем недавно здесь поселились.
Она снова села рядом с мужем, взяла его руку, коснулась ее губами, а потом поднесла к сердцу, словно давала клятву. Традескант ощущал, как бьется сердце жены, ровно и успокаивающе. Ее серьезное лицо было обращено к нему.
— Джон, этот герцог нехороший человек. Я общалась с его слугами, половина из них молится на него и не желает слышать ни слова против его светлости, другая половина утверждает, что герцог повинен в страшных грехах. В его доме нет равновесия, нет надежности. Здесь просто вихрь суетных вожделений, а нас занесло в самый центр этого урагана.
Джон собрался перебить супругу, но Элизабет мягко сжала его ладонь, и он позволил ей закончить.
— Я не хотела покидать Кентербери, однако ты убеждал, и мой долг заставил меня подчиниться. Но пожалуйста, муж мой, послушай меня теперь. Мы можем отправиться в любое место в мире, которое ты выберешь. Я последую за тобой даже в заморские края, даже в Виргинию, только чтобы здесь не оставаться.
Традескант дождался, пока жена замолчит. Потом заговорил, осторожно и тщательно подбирая выражения:
— Даже не предполагал, что услышу от тебя такое. Почему тебе так сильно не нравится герцог? Как человек? Как мой господин?
Элизабет передернула плечами и уставилась на очаг. Языки пламени взметались над поленьями и отбрасывали на ее лицо мерцающий отсвет.
— Я не знаю его как человека, и еще слишком рано судить о том, каким он будет господином. Все, что я видела до сих пор, — это его светский облик. Бриллианты на шляпе, лошади, запряженные в карету. У кого в Англии раньше была карета? Ни у кого, кроме прежней королевы и короля Якова. А теперь есть у Бекингема, да еще с великолепной упряжкой. Мои наблюдения внушают мне подозрения, что он не истинный христианин. Если собрать все слухи о нем, все, что мне известно, то невольно приходишь к выводу: его светлость глубоко погряз в грехе. — Элизабет понизила голос: — А сам ты никогда не думал, что он в сговоре с самим дьяволом?
Джон попытался рассмеяться, но искренность жены была слишком глубокой.
— Ох, Элизабет!
— Откуда он родом?
— Да уж не из ада! Из Лестершира!
Она нахмурилась, услышав его легкомысленный ответ, и промолвила:
— Сын слуги и всего-навсего представителя графства в парламенте. А посмотри, как высоко взлетел. Ты что думаешь, такое богатство можно заполучить честным путем?
— Герцог пользуется благосклонностью короля, — заявил Джон. — Он был виночерпием, а потом грумом спальни и фаворитом многих влиятельных людей, которые помогли ему занять пост королевского шталмейстера. И Бекингем раздобыл для короля таких лошадей, каких не было ни у одного принца. Конечно, он пользуется огромной благосклонностью, и заслуженно. Его светлость достал королю арабского скакуна, единственного во всей стране. Красивее лошади в Англии еще не бывало.
Элизабет покачала головой.
— И за это его сделали лордом-адмиралом — за то, что он сторговал лошадь?
— Элизабет, — предостерегающе проворчал Джон.
— Послушай меня хотя бы на этот раз, — попросила она.
— Не собираюсь выслушивать предательские речи.
— Но я говорю только правду.
Секунду они смотрели друг на друга, и в глазах мужа Элизабет прочла, что он понимает: правда и будет изменой. Если уж вспоминать о правде, то она в том, что король сходит по герцогу с ума. И именно это безумие лишает короля возможности управлять государством. Бекингем занимает место гораздо выше своих способностей, вряд ли вообще найдется человек, достойный столь высокого места, поскольку король буквально помешан на желании угодить Бекингему.
— Чем же он так держит короля? — осведомилась Элизабет.
— Король любит его, — отрезал Традескант. — А герцог — верный слуга короля.
— Он называет себя королевским псом, — добавила Элизабет, намекая на запретную тему.
— Это в шутку. Король же называет его Стини в честь святого Стефана. [21] Его величество просто восхищается красотой герцога, Элизабет. В этом нет ничего дурного.
— Он называет себя королевским псом, и ходят сплетни, что король кроет его, как кобель суку.
Традескант вскочил на ноги и отпрянул от жены.
