— Он болен. Очень болен.
Дыхание Джона внезапно остановилось, словно он тоже был нездоров. При мысли о том, каким хрупким оказался герцог, по телу садовника пробежали мурашки. Вдруг он вспомнил Сесила, умирающего в пору цветения колокольчиков.
— Болен? — уточнил Традескант. — Не чума?
Его сын пожал плечами.
— Сильно повздорил с королем и слег.
— Может, он притворяется больным?
— Вряд ли. Герцогиня носится по комнатам, а на кухне готовят посеет. [22] Им нужны лекарственные травы.
— Боже мой, почему мне сразу не доложили?
Джон помчался по дорожке, оскальзываясь на грязной колее, вскочил в гребную лодочку, пришвартованную у изящно украшенного причала, и неуклюже схватился за весла. Медленно и с трудом он пересек озеро, забрызгав себя с ног до головы и проклиная собственную медлительность. Достигнув берега, Традескант посадил лодку на мель, пробрался по мелководью и устремился к дому.
Там он сразу же направился в большой зал, оставляя на полу мокрые отпечатки сапог.
— Где аптекарь? Какие травы ему нужны?
Слуга указал в направлении личных покоев герцога, вверх по красивой лестнице, которая обошлась в целое состояние.
Садовник взбежал по ступеням. В покоях герцога царил страшный переполох, двери были распахнуты, его светлость, всеми брошенный, лежал на постели, раскинув руки и ноги, все еще в сапогах для верховой езды. Десятки мужчин и женщин носились туда-сюда с углями для камина, соломой для пола, грелками, прохладительными напитками, кто-то открывал окна, кто-то закрывал ставни. Среди всей этой неразберихи молодая герцогиня Кейт беспомощно рыдала в кресле, а с полдюжины аптекарей ссорились над одром больного.
— Тихо! — рявкнул Традескант, позабывший о своей обычной вежливости при виде такого хаоса.
Он схватил пару лакеев, развернул их и вытолкнул из комнаты. Затворив за ними дверь, он указал на служанок, подметавших пол, и на слуг, укладывавших поленья в очаг.
— Вы! Пошли вон!
Хоть и не сразу, но слуги покинули помещение, а Традескант обратил свое внимание на аптекарей.
— Кто здесь старший? — осведомился он.
Шестеро медиков, заклятые соперники, шумно заспорили. Кейт сгорбилась в кресле и заревела как ребенок.
Традескант распахнул дверь и крикнул:
— Дамы ее светлости!
Те сразу примчались.
— Отведите герцогиню в ее покои, — велел Джон. — Немедленно.
— Хочу остаться здесь, — упиралась Кейт.
Традескант взял ее за руку и потянул, приподняв над креслом.
— Позвольте мне как следует заняться вашим супругом, — попросил он. — Вы придете, когда он будет готов вас видеть.
Но герцогиня не сдавалась.
— Желаю остаться с моим господином!
— Неужели вам будет приятно, если он заметит ваши слезы? — мягко сказал Традескант. — И нос у вас покраснел, и глаза распухли, и вид не очень привлекательный.
Обращение к женской гордости сразу сработало. Кейт выскочила из комнаты, и Джон закрыл за ней дверь. Потом обернулся к аптекарям.
— Кто из вас самый старший? — повторил он вопрос.
Один из них шагнул вперед.
— Я, — сообщил он, ожидая, что старшинство будет вознаграждено.
— А кто младший?
Тут выступил молодой мужчина, едва за тридцать.
— Я.
— Вы двое — за дверь, — жестко скомандовал Традескант. — А вы четверо решите, как лечить герцога, сию минуту и шепотом.
Он распахнул дверь. Двое отстраненных помедлили на пороге, уловили гневный взгляд Джона и вышли.
— Ждите здесь, — обратился к ним Традескант. — Если те не договорятся, я приглашу вас.
Захлопнув перед ними дверь, он вернулся к постели. Герцог был белый как мрамор и выглядел точно статуя, вырезанная изо льда. Единственным цветовым пятном были темные ресницы, лежавшие на щеках, и голубые, словно весенние фиалки, тени под глазами.
Веки герцога затрепетали, он посмотрел на Джона.
— Великолепно сработано, — тихо произнес его светлость хриплым голосом. — Мне просто нужно поспать.
— Разумно. Теперь я знаю хоть что-то, — ответил Традескант. Он снова повернулся к аптекарям. — Вы трое — вон из комнаты. — Потом указал на оставшегося. — А ты наблюдай за сном герцога, охраняй его от шума и следи, чтобы никто не мешал.
Бекингем еле заметно двинул тонкой рукой.
— Не бросай меня, Джон.
Традескант поклонился и выгнал всех из комнаты.
— Посоветуйтесь между собой и сделайте все, что нужно, — распорядился он напоследок. — Я буду охранять сон его светлости.
— Нужно поставить банки, — предложил один.
— Не нужно банки.
— А может, пиявки?
Джон покачал головой.
— Ему необходимо поспать, и не надо его мучить.
— Что вы понимаете? Вы ведь всего-навсего садовник.
На лице Традесканта появилась неприязненная суровая улыбка.
— Держу пари, я потерял меньше растений, чем вы больных, — заявил он, взвешивая каждое слово. — Мои растения хорошо себя чувствуют, потому что я позволяю им отдыхать, когда требуется, и кормлю их, если они голодны. Я не практикую ни банки, ни пиявки. Но забочусь о них. И я буду заботиться о своем герцоге, если он не прикажет мне что-то другое.
Затем Джон захлопнул дверь прямо перед носами медиков, встал в изножье кровати и ждал, пока герцог как следует выспится.
У Традесканта получилось отогнать от постели своего господина всех домашних. Но когда король услышал, что его фаворит заболел и при смерти, он прислал известие, что немедленно едет сам, а с ним и весь двор.
Бекингем, все еще бледный, но уже немного оправившийся, сидел у окна в эркере, который выходил на новый регулярный сад, Джон стоял рядом. Тут и доставили королевское послание.
— Я снова в фаворе, — лениво промолвил Бекингем. — А то я уж подозревал, что при этом короле со мной покончено.
— Но вы ведь благополучно доставили принца Карла домой, — возразил Традескант. — Чего же еще желать его величеству?
По лицу Бекингема скользнула лукавая улыбка. Он искоса глянул на своего садовника, понюхал букетик подснежников, который тот принес, и пояснил:
— Возможно, король позавидовал моему триумфальному въезду в Лондон. Он полагает, что я сам
