Бартоломью почувствовал, что его нетерпение перерастает в раздражение.
— Я обычно одалживаю лошадь у кого-нибудь или нанимаю.
— Но сейчас вы не можете ничего нанять, ведь все конюхи умерли от чумы. А Стивен Стэнмор ни за что в жизни не одолжит вам лошадь после того, что случилось с прошлой.
Бартоломью стремительно обернулся и ухватил Грея за грудки.
— Послушай! Тебе не нравится ходить пешком. Тебе не нравятся мои пациенты. Ты не одобряешь того, сколько я с них беру. Может, найдешь себе другого учителя, раз я тебя не устраиваю?
Он отпустил студента и пошел дальше. Через несколько шагов он услышал, что Грей следует за ним. Он оглянулся, и юноша ответил ему недовольным взглядом исподлобья, точно избалованный ребенок. Дулся он всю дорогу до аббатства, пока разговор, который Бартоломью завел с тамошним лекарем о чуме, не отвлек его от мрачных мыслей. Мэттью сожалел о своей вспышке; в конце концов, парень спас ему жизнь. Он сделал попытку вовлечь Грея в обсуждение и постарался сделать так, чтобы студент понял, какие лекарства он берет у лекаря и каково их назначение.
Потом Бартоломью и лекарь оставили Грея складывать травы и снадобья в сумку, а сами вышли под дождик.
— Много монахов вы потеряли? — спросил Бартоломью.
Лекарь склонил голову.
— Больше половины, а вчера умер отец настоятель. Наверное, наш открытый образ жизни способствует распространению болезни. Вы слышали, что все доминиканцы мертвы? Но что мы должны делать? Отступить от устава и затвориться, как отшельники?
На этот вопрос у Бартоломью ответа не нашлось.
Когда Грей закончил, они распрощались с лекарем и пошли по мощеной дороге к городу. Дурное настроение юноши развеялось без следа, и он принялся болтать о том, что собирается делать, когда закончит учение. Слушая его, Бартоломью впал в уныние. Неужели люди думают только о том, как обогатиться?
Внезапно Грей потянул его за край плаща.
— Надо сходить к Святой Радегунде! — сказал он.
— Зачем это? Они нас не впустят.
— А вдруг Филиппа вернулась туда, когда ушла от вашей сестры?
Бартоломью уставился на него. Грей был прав! Почему он не подумал об этом раньше? Студент зашагал по дороге, и Бартоломью нагнал его, когда тот уже барабанил в ворота монастыря. Пока они ждали ответа, Бартоломью не находил себе места, нетерпеливо вытирая с лица капли дождя. Грей перескакивал с ноги на ногу, пытаясь согреться. Бартоломью взглянул на дверь и, несмотря на всю свою озабоченность, отметил, что ворота уже начинают зарастать сорняками. Монахини всерьез оберегали свое уединение.
Небольшая решетка в дверном оконце с грохотом упала.
— Чего вам? — послышался неприветливый голос.
— Мне нужно поговорить с аббатисой, — сказал Бартоломью.
Голос его звучал спокойно, но в голове поднялась смута. Если сейчас он найдет Филиппу, целую и невредимую, в монастыре, всем его тревогам конец.
— Кто вы такой? — снова послышался голос.
— Мэттью Бартоломью из Майкл-хауза.
Раздался звон: решетку с силой захлопнули. Они немного подождали, но более ничего не последовало.
На лице Грея отразилось точно такое же разочарование, какое чувствовал Бартоломью.
— Ну ладно. Ничего не поделаешь, — сказал он. Внезапно решетка распахнулась снова, и на этот раз Бартоломью увидел за ней два лица.
— Ну? — раздался первый голос, нетерпеливый и враждебный.
Бартоломью был ошеломлен тем, что аббатиса сама подошла к воротам, и на миг утратил дар речи.
— Что-то с Генри?
Голос у аббатисы был низкий для женщины, и из-за высокого роста ей пришлось нагнуться, чтобы посмотреть через решетку. Внезапно причина, побудившая ее прийти, стала ясна Бартоломью. Она решила, что он принес новости о ее племянниках, братьях Оливер.
— С Генри все благополучно, матушка, — ответил Бартоломью.
Он придвинулся поближе к дверце, чтобы лучше видеть ее.
— Не подходите! — произнесла она сухо и неприветливо. — Я слышала, что вы возитесь с зачумленными. Я не желаю, чтобы вы занесли сюда заразу. Что вам от меня нужно?
Бартоломью опешил от ее враждебности, но ему не впервой было встречать подобный прием из-за того, что он имел дело с жертвами чумы, и этот раз, без сомнения, был не последний.
— Я пришел спросить вас, не получали ли вы вестей о Филиппе Абиньи, — внимательно глядя на красивое, но холодное лицо аббатисы, спросил он.
Ледяные голубые глаза сверкнули гневом.
— Как смеете вы являться сюда с этим вопросом после того, как сами похитили ее от нас? Своими действиями вы погубили ее репутацию!
Он ожидал подобной отповеди, хотя и не думал, что она будет источать такую злобу. Однако ему не хотелось спорить с аббатисой о том, запятнал ли он репутацию Филиппы, и он попытался держаться по-прежнему учтиво.
— Мне жаль, что вы так думаете, — сказал он, — но вы не ответили на мой вопрос.
— Полагаете, у меня хватит глупости на него ответить? — буквально выплюнула аббатиса ему в лицо. — Вы уже один раз похитили ее. Если я скажу, что она здесь, вы попытаетесь сделать это опять.
Бартоломью покачал головой.
— Вы неверно истолковываете мои намерения. Она пошла со мной по своей воле, хотя я желал, чтобы она вернулась туда, где ей не грозила чума. Я лишь хочу знать, что она в безопасности.
— Тогда можете продолжать терзаться неопределенностью, — сказала аббатиса. — Потому что я не расскажу вам ни о вестях, которые я получила, ни о ее местонахождении.
— Значит, вам известно, где она? — воскликнул Бартоломью.
Аббатиса отступила от решетки и улыбнулась столь холодной улыбкой, что Бартоломью поежился. Внезапно ему вспомнились полные ненависти взгляды, которые бросал на него Генри. Ну и семейка, воплощенная злоба и неприязнь! Он увидел, как аббатису накрыла большая тень. Она обернулась, вся ее холодность испарилась на глазах. Бартоломью заметил края великолепно расшитого черного плаща и понял, что это Элиас Оливер.
— Где она? — крикнул Бартоломью.
Аббатиса зашагала прочь, статная и величественная, улыбаясь высокому мужчине рядом с ней и не замечая Бартоломью. Врач бессильно замолотил в дверь кулаками, но
