Трейси сильнее толкнулась ногой и каталась до тех пор, пока не почувствовала головокружение.
Трейси припарковала машину около школы и ждала Джексона, который появился в сопровождении Эмили.
– Мам! – закричал он. Не мама, а мам. Сегодня не самый подходящий день, чтобы он почувствовал себя взрослым и стал называть ее «мам». – Догадайся, что я тебе скажу? Я сегодня снова видел отца Эмили, когда он привел ее в школу, и мои сапоги точно такого же цвета, как у него. Он замечательный, и Эмили хотела кое о чем спросить у тебя, пока он не пришел. Давай, Эмили, спрашивай. – И он подтолкнул девочку к Трейси.
Она посмотрела на свои джинсы, на сапоги, такие же, как у Джексона, и внезапно засмущалась.
– Вы такая красивая, – наконец выговорила она, не глядя на Трейси. – Я хотела спросить, где вы покупаете свои платья. Бабушка сказала, что купит мне несколько, но я не знаю, куда пойти, и боюсь, что она позволит мне купить только всякую ерунду в этих магазинах «На Диком Западе».
Полные губы Трейси приоткрылись в улыбке.
– Готова поспорить, она сможет найти то, что тебе понравится, в шоппинг-центре. И спасибо, что считаешь меня красивой. Я чувствую, что немного располнела, – призналась она девчушке.
– О нет, мэм. – Эмили протестующе потрясла кудряшками. – Вы просто красавица.
– Эмили, – позвал Остин через всю игровую площадку.
– Джексон, пока. Пригласи свою маму на вечеринку. – Она побежала к отцу. – Спасибо, мисс Уокер! – крикнула она через плечо.
Джексон торжественно выступал в новых джинсах и сапогах, когда они направились к машине, останавливаясь, чтобы попрощаться с детьми, которые еще дожидались родителей. Трейси не отдавала себе отчета, насколько он хочет походить на других детей, сколько уверенности в себе придали ему эти джинсы и сапоги, в которых он был похож на миниатюрного Остина Миллера. Он даже шел, как тот, размахивая руками и слегка наклонив голову. И улыбка его была такой же победоносной, как и у отца, горестно подумала Трейси. Она всегда пасовала перед этой неотразимой ухмылкой.
– Что за вечеринка? – спросила она, когда они наконец оказались в машине.
– О, мы с Эмили планировали общий праздник для наших двух дней рождений, – сказал он ей. – Мы можем поесть в ресторане, а потом пойти играть в парк и… – он затаил дыхание, – может быть, потом мы могли бы поехать в Том-Бин, и я бы увидел Мейбелл.
– О, понимаю. А Эмили уже говорила об этом с ее папой? – спросила она.
– Нет еще. Мы придумали это только сегодня, – сказал он. – Я хочу есть. Пойдем домой и приготовим на ужин спагетти. И такой тощий хлеб, на который ты кладешь этот трясучий сыр. И старую добрую кока-колу. Я такой голодный, могу съесть целую лошадь!
– А можешь съесть Мейбелл?
– Не-а… Мейбелл нельзя есть, на ней можно кататься. Я хочу кататься в моих новых сапогах и джинсах и чтобы Эмили была рядом, – гордо заявил он. – Эмили сказала, что она поначалу будет кататься со мной, чтобы я не боялся. Но я все равно буду. Совсем чуть-чуть, но буду, мам, потому что это в первый раз. Это нормально, нет?
– Это нормально, да? – поправила его Трейси. – Да, это совершенно нормально. Даже мамы иногда пугаются. – «Да еще как», – подумала она. Прямо сейчас одна только мысль об Остине Миллере пугала ее до полусмерти.
Джексон стал играть в солдатиков, которых она всегда держала в коробке под сиденьем, а Трейси смотрела прямо вперед, молча ведя машину.
Трейси прошла в спальню и переоделась в старые тренировочные брюки и футболку с полинявшим изображением Минни Маус. Она осмотрелась вокруг и вздохнула.
Интерьер был далек от роскоши, в которой она выросла, но по крайней мере все это было ее, и они с Джексоном не были должны ни цента ни одной живой душе. Трейси обозрела разносортную мебель с сентиментальной нежностью.
Железная кровать была куплена с рук на дешевой распродаже. Она очистила ее от старой краски и ржавчины, выкрасила в ярко-желтый солнечный цвет. Того же цвета был комод с десятью выдвижными ящиками, подаренный ей подругой-учительницей. Над ним висело зеркало необычной формы ее собственного дизайна, сделанное из старого окна. Она вынула разбитое стекло, заменила все шесть кусков зеркальными листами и выкрасила раму в изумрудно-зеленый цвет.
Джексон до сих пор любил смотреться в него и встречать шесть своих отражений, когда мог уговорить ее поднять его достаточно высоко для этого. Пройдет совсем немного времени, когда он вырастет настолько, чтобы смотреться в него самостоятельно, задумчиво подумала она.
Трейси посмотрела на старое кресло-качалку в углу и еще раз вздохнула.
Она укачивала своего малыша здесь, пока он не засыпал, а сейчас он так вырос, что с трудом помещается у нее на коленях. Он растет быстро, как и должен в этом возрасте, но временами ей хотелось, чтобы это происходило немного медленнее.
Она заметила свое отражение в зеркале. За прошедшие шесть лет она не помолодела, но ведь и Остин тоже. На висках у него проглядывали седые волоски, и сегодня, когда он разговаривал с ней, она заметила следы морщинок вокруг глаз. Она пригляделась к своему лицу, нет ли морщин, но их оказалось всего одна или две. У нее же до сих пор безупречная кожа и всего лишь кое-где веснушки. Трейси туго натянула футболку на талии и слегка нахмурилась, оценивая свою фигуру. Она вполне могла бы избавиться фунтов от двадцати, по кто думает о диете, когда надо преподавать и растить сына?
– Эй, мам, – позвал он ее из своей спальни. – Иди посмотри. У меня в постели паук с такими же длинными, как у отца Эмили, ногами.
Она содрогнулась. Больше всего на свете она ненавидела пауков.
– Где? – спросила она, заглянув в его комнату.
