– Не заставляй меня смеяться. Тогда действительно болит, – медленно протянул он. – Да, конечно, болит, – сказал он испуганным детям. – Но скоро это пройдет и никогда больше болеть не будет. Бутылка эта называется – «капельница». Она позволяет лекарству медленно капать прямо в руку. – Он поднял руку и показал им, как пластырь удерживает иглу. – Нет, я не возьму капельницу домой. Сестра снимет ее, перед тем как я уйду. Трейси, они хорошо себя вели сегодня? – Он взглянул на нее снизу вверх, ожидая увидеть в ее глазах то тепло, что согрело его накануне ночью, когда его везли в операционную. Но вместо этого почувствовал такой холод, от которого чуть не остановилось его сердце.
Великий Боже, что он такого сделал? – Дети вели себя прекрасно, – невыразительно сказала она. – Мы ели на обед спагетти, а после посещения вернемся домой и немножко поиграем перед сном. Не о чем рассказывать.
– Что случилось? – Улыбка сбежала с его лица.
– Решительно ничего. – Она покачала головой.
– О'кей. – Он, как обычно, протянул коротенькое слово, но его взгляд сказал ей, что они обсудят это позднее.
– Папа, догадайся, что я скажу? Наша учительница говорит, что она знает, что ты и Трейси молвлены и что если вы поженитесь, то тогда ты станешь Джексону настоящим папой. Что это значит – молвлены?
Внезапно Остин понял, что терзало Трейси. Он вспомнил, как сказал сестре-вампирше, что Трейси – его невеста. И доктору тоже. Он хотел, чтобы она оставалась рядом, и соврал. Теперь же он отдал бы все на свете, только бы это оказалось правдой.
– Помолвлены – значит… – начал он отвечать, но тут Джексон прервал его:
– Эмили, иди сюда. – Мальчик смотрел сквозь жалюзи на машины внизу. – Смотри, какие люди маленькие.
– Ой, как высоко! – завизжала Эмили. – Возвращайся, Джексон. Вдруг окно вылетит, и мы с тобой полетим в самый низ?
– Не будь глупышкой. – Джексон отпустил планку и отвернулся от окна. – Знаешь что, папа? Тебе надо быстрее поправляться. Мой день рождения будет уже через пять дней, а мы не можем праздновать его в госпитале.
– Чертовски правильно, сынок, – улыбнулся Остин, обрадовавшись, что не надо объяснять Эмили, что значит «помолвлены». А судя по сверкающему взгляду Трейси, ему придется много чего объяснять еще и ей. Он взъерошил волосы сына и обнял его. – Я собираюсь выйти отсюда, как только смогу. Я надеюсь, вы оба еще не довели вашу маму – я имею в виду Трейси, – поправился он ради Эмили, – до сумасшедшего дома.
– Нет, они вели себя просто замечательно, – быстро отозвалась Трейси. – По стандартам детсадовских маньяков, конечно. – Она похлопала обоих детей по плечам. – Ну, хорошо, мы пробыли здесь уже довольно долго. Пора уходить. По пути домой можем заехать за мороженым.
Дети помчались впереди нее к двери, ведущей в холл, но сама она оказалась недостаточно проворной. Остин протянул руку и поймал ее, хотя это усилие заставило его вздрогнуть и на миг задохнуться.
– Минуточку, – ровно проговорил он. – В чем дело? Я еще никогда не видел, чтобы ты держалась так холодно. Это сильно отличается от любовной заботы прошлой ночью.
Трейси взглянула на него с прохладцей.
– Все думают, что мы помолвлены, Остин.
– Какая разница, что думают другие? – пожал он плечами. – Я так сказал только потому, что хотел, чтобы ты осталась со мной в приемном покое. Думал, они заставят тебя уйти, если выяснится, что ты не родственница.
– Даже если это и так, – начала она, раздраженная больше, чем сама ожидала, – ты все еще не понял одного, правда, Остин?
– Не понял чего?
– Ты рассказал всем, кому мог, что мы собираемся пожениться. Но ни разу не спросил меня. Ты пришел и занял свое место в жизни Джексона. Но ни разу не поинтересовался, чтобы узнать, хочу ли этого я. – Она остановилась перевести дух. – Я допускаю, Джексон вне себя от счастья. У него наконец появился папа. Надеюсь, ты хорошо будешь с ним обращаться. Но это не значит, что ты можешь начать целовать меня, пока я не потеряю голову, а после этого начать мной командовать, Остин Миллер. Я слишком долго была сама себе хозяйкой, и мне это нравится!
Трейси с грохотом захлопнула за собой дверь и, не оглядываясь, поспешила за детьми. А Остин с широкой улыбкой откинулся на подушки.
К тому времени, когда надо было ложиться в постель, дети уже так устали, что заснули, как только их маленькие головки коснулись подушек. Трейси бродила по квартире, мечтая о близком друге, с которым можно было бы поговорить по душам. Воспоминания прошлого, казалось, роились вокруг нее, затуманивая память и делая еще более несчастной. Она размышляла, любил ли Остин когда-нибудь Кристал. Должно быть, любил, судя по тому, как и что он говорил в наркотическом полубреду в госпитале. Мысль о времени, когда он был вместе с Кристал, доводила ее почти до безумия, хоть это и было так давно.
Ей как-то придется примириться с прошлым, приспособиться к нему. Это будет непросто. Трейси прикоснулась воспаленным лбом к прохладному стеклу, посмотрела на темные окна его квартиры. Она знала, что они жили слишком близко, чтобы она могла сохранять хотя бы внешнюю невозмутимость.
Трейси взяла книгу, которую читала, перелистала несколько страниц и со вздохом отвращения швырнула ее обратно на кушетку. Она была явно в неподходящем настроении для сентиментальных романов, выдуманных или настоящих. И к герою она тоже утратила всякий интерес.
Подушки, бесспорно, нуждались в том, чтобы их поправили, и она старательно взбила их и уложила ровно вдоль спинки кушетки. Потом уселась с намерением серьезно подумать. Об Остине, о женщине, на которой он предпочел жениться, и больше всего о себе самой.
Следующий день был изнурительным. Трейси собрала детей в рекордно короткий срок, но ей пришлось потратить немало времени, чтобы убедить Эмили не надевать одно и то же платье второй день подряд. И
