– Бог мой, Джесси…
– А ведь на самом деле ты не веришь, что я причастна к этим статьям, не так ли, Луиджи? – безжалостно продолжала она, подстегиваемая собственной гордостью. – Просто это был для тебя удобный способ… – Она закричала, когда Луиджи схватил ее за плечи и прямо-таки втащил в кухню. – Думаешь, ты можешь…
– Замолчи и слушай внимательно! – прорычал Луиджи, не обращая внимания на ее протесты. – Я тебе уже говорил, что совершенно не влюблен в Монику. Если бы я был в нее влюблен, то прежде всего я бы не оказался здесь с тобой, не говоря уже о том, чтобы заниматься с тобой любовью! Я ясно выразился?
Джесс недоверчиво взглянула в его горящие глаза, ненавидя себя за неотразимое воздействие, которое на нее оказали его слова.
Он резко отпустил ее.
– Кажется, у меня появляются некоторые догадки по поводу того, кто может быть виновником этих статей, – вздохнул он. – Но, думаю, сам факт их появления в какой-то степени даст тебе понять, почему я с таким трудом доверяю людям.
– Я понимаю это даже слишком хорошо! – с горечью воскликнула Джесс, когда ее сердце наконец прислушалось к предупреждениям разума. – Ты был готов спать со мной, но не готов доверять мне!
– Джесс! Я совсем не это имею в виду! – простонал Луиджи. – Прости, я, наверное, слишком многого требую, но надеюсь, что ты поймешь…
– Ты хочешь сказать, что недостаточно доверяешь мне, чтобы объяснить, – тихо сказала Джесс. В ее сознании опять, как злые призраки, возникли воспоминания о непрошеной откровенности Моники. Она уже почти поверила ему, что он не любит Монику, потому что всегда, кроме сегодняшнего ужасного момента, она инстинктивно чувствовала, что он не любит ее, не может любить! Но все-таки между этими двумя людьми было что-то такое, чего она не могла понять и что он не был готов ей объяснить… По этой причине, несмотря на то что ее любовь к нему не уменьшилась, она может доверять ему не больше, чем он ей.
– Может быть, это не так просто, как тебе кажется, – спокойно отметил Луиджи. – Однако, когда я говорил, что попытаюсь измениться, я честно пытался это сделать.
– Я знаю, – вздохнула Джесс. Их разговор стал напоминать какой-то обмен зашифрованными символами, и это не могло снять ощущения страшной усталости, навалившейся вдруг на девушку.
– Видишь ли, любая попытка доверия должна быть взаимной, а мне кажется, что есть нечто, что ты считаешь нужным от меня скрывать! – тихо произнес он.
Конечно, мне есть что от него скрывать, устало думала Джесс, и сейчас – больше, чем когда бы то ни было. Меньше всего ей хотелось, чтобы он понял, какую она сделала глупость, безоглядно влюбившись в него. Даже если он и не рассмеется ей в лицо при одной мысли об этом, нельзя утверждать, что Моника вновь не возьмется за телефон и не заставит его плясать под ту музыку, какую она выберет. Ведь именно так оно и было, горько вздохнула она: Моника дула в дудку, а Луиджи, пусть недолго, но плясал под нее.
– О, милая, – прошептал Луиджи, в свою очередь испуская театральный вздох. Он вновь опустил руки ей на плечи. – А я-то надеялся, что ты убедишь меня, что мои инстинкты меня подводят!
Его руки вдруг стали страстно поглаживать ее плечи, коснулись груди.
– Джесси! Дорогая!..
– Нет! – закричала она, уворачиваясь от его прикосновений. Она была в ужасе от мгновенно вспыхнувшего в ней жгучего желания. – Луиджи, как ты смеешь! Всего лишь минуту назад ты швырял в меня обвинениями и оскорблениями!
– Джесс, мне очень жаль, – простонал он, отступая на шаг. – У меня плохо с отсчетом времени… Как только я прикоснулся к тебе… – Он умолк, пожав плечами, потом схватился за голову… – Прости меня, дорогая Джесси, за то, что я наговорил тебе. Мне правда жаль! – Он опустился перед ней на колени, пристально глядя ей в лицо обеспокоенным, тревожным взглядом.
– Это просто потрясающе! – прошипела Джесси. Она была совершенно выбита из колеи тем возбуждающим воздействием, которое оказывала на нее его близость. – Ты сожалеешь, значит, предполагается, что теперь я сразу же упаду в твои объятия? Ты принимаешь меня за какую-нибудь дурочку?
– Я не принимаю тебя ни за какую дурочку… Я надеюсь, что, несмотря на твою обиду, ты все еще хочешь меня так же, как я – тебя.
Джесс села на стул, а Луиджи положил ей на колени свою забинтованную руку.
– Джесси, ну пожалуйста… Я готов принять тебя такой, какая ты есть, почему ты не можешь относиться ко мне так же?
Джесс опустила глаза на повязку, выделяющуюся своей белизной на его смуглой руке, поймав себя на том, что всерьез задумалась над его словами. Что же такое было в его натуре, почему его так беспокоил факт, что она скрывает от него какую-то тайну? И еще: что делало его таким слепым, что он не замечает, какую именно тайну она скрывает от него. Наверняка ее поведение сегодня ночью объяснило ему гораздо больше, чем могли сказать любые слова!
– Сколько швов наложил врач? – спросила Джесс. Ее совершенно не заботило, что он может заметить, как явно она уклонилась от ответа на его вопрос.
– Ладно, если ты хочешь сменить тему – мы ее сменим, – печально пробормотал Луиджи. – Не имею понятия.
– Он очень аккуратно забинтовал руку.
Джесс робко погладила пальцем повязку, дрожа от желания броситься к нему в объятия, обнять его, успокоить…
– Мне больше нравится, как это делаешь ты. – Приглушенно-хрипловатый голос Луиджи заставил ее быстро отдернуть руку. – Не беспокойся, Джесси, – невесело улыбнулся он, – я не собираюсь тебя соблазнять… по крайней мере, сейчас.
8
Что бы Луиджи ни говорил, он явно не собирается оставлять меня в покое, печально думала Джесс, слоняясь по кухне. Она готовила ужин – первый раз ей предстояло приготовить для них обоих ужин. И она надеялась, что в последний.
Беда в том, что, видимо, не в характере Луиджи было успокаиваться на достигнутом, особенно если он решил, что от него что-то скрывают. Возможно, в его поведении, которое просто выводит меня из себя, главную роль играет скука, рассуждала Джесси, добавляя бульон в запеканку из овощей и мяса.
Она поставила кастрюлю в печь и принялась наводить порядок, наслаждаясь блаженной тишиной. Когда она попыталась в это утро поработать, тишины ей явно не хватало. Джесс уже потеряла счет, сколько раз Луиджи прерывал ее, постоянно принося кофе. Она подозревала, что приготовление кофе было единственным его кулинарным талантом.
– По-моему, это неправильно, – с порога заявил Луиджи, врываясь к ней в очередной раз, – мы с тобой стали любовниками, однако…
– Луиджи! – раздраженно простонала Джесс. Даже ее мягкое сердечко, обычно бурно реагировавшее на один только его вид, в этот раз не торопилось отзываться. Однако взволнованные слова Луиджи, которые она поспешила резко прервать, все же заставили его забиться сильнее.
– Бог мой, я всего лишь собирался сказать, что ничего о тебе не знаю! – поспешно возразил он. – Я хочу знать все, что ты сможешь и захочешь сообщить о себе!
Бросив на него уничтожающий взгляд, Джесс попыталась продолжить работу.
– Ну не будь со мной такой суровой, Джесси, – безжалостно продолжал он. – Может быть, тебе станет легче, если я первый расскажу о себе. – С парадоксально грешным и одновременно невинным видом он принялся потчевать ее историями о своем детстве. Это был поток самой беззастенчивой лжи, какую Джесс когда-либо приходилось слышать, но она выслушала все терпеливо, не задав ему ни одного вопроса.
По крайней мере теперь он отправился в ванную, и Джесс надеялась, что хотя бы в течение часа она сможет побыть наедине со своими мыслями.
– Джесси!
В конце концов, он же принимает ванну, раздраженно сказала себе Джесс. Все, о чем она мечтала, – один час тишины и покоя, чтобы спокойно приготовить ужин. С решительным видом она принялась вытирать
