– Мм... – протянула она, прижимаясь к его груди.
Она снова лизнула его сосок, чуть прихватив его зубами.
Его тело содрогнулось, сдержанности как не бывало. Гидеон припал губами к ее рту, его руки лихорадочно ласкали ее. Всякий раз, когда он выгибался под ней, напряжение и жажда все с большей силой охватывали ее. Гидеон открыл ей прошлой ночью и сегодня утром, что это значит. Она почувствовала, что ее юбки поднялись.
– Гидеон? В карете?
– Да, любимая, в карете.
Пруденс улыбнулась. Она видела, что ей еще многое предстоит узнать, и не могла дождаться, когда их тела сольются воедино. Как быстро это стало привычкой. Нет, не привычкой – необходимостью. Она тосковала по его прикосновениям, страстно желая слияния. Нетерпеливыми руками она расстегнула его бриджи. На этот раз никаких нервных разговоров. Она нежно и нерешительно потянулась, чтобы прикоснуться к нему. Застонав от удовольствия, он выгнулся навстречу ее руке. С нарастающей уверенностью она изучала его мужское естество, жар и мощь, шелк и сталь.
Застонав, Гидеон поднял ее и усадил себе на колени. Она все еще удивлялась тому, что он поднимал ее легко, словно пушинку. Но она обо всем забыла, когда он показал ей путь к наслаждению. Опустив ее на себя, он показал ей движения. Все исчезло.
Остался только ритм. Сила. Страсть. Обладание.
Запрокинув голову, Пруденс последовала за голосом природы.
– Дерем всегда был мрачным субъектом, но последняя его выходка перешла все границы. – Леди Августа снова обняла Пруденс. Она постоянно делала это с тех пор, как несколько дней назад Пруденс и Гидеон возвратились в Бат. – Но теперь ты среди тех, кто тебя любит.
Пруденс в ответ обняла леди Августу, не в силах произнести ни слова. Покинув мрачный Дерем-Корт, она прошла долгий путь. Серые унылые дни остались в прошлом. Теперь ее мир был наполнен любовью, сверкал и переливался радостными красками. Она уже почти забыла ужасную поездку с дедом. Все миновало. Настали блаженные дни любви и тайные мгновения экстаза. Гидеон любит ее. Она выйдет за него замуж.
– На чердаке завелись летучие мыши! – покачал головой сэр Освальд. Несколько минут назад он прибыл из Норфолка, и сейчас все собрались в гостиной в доме леди Августы. – Это стало заметно!
Пруденс и Гидеон недоуменно переглянулись.
– Я вас не понимаю, сэр Освальд, – сказал Гидеон.
– С головой не в порядке, – пояснил пожилой джентльмен. Снова никто ничего не понял, и он добавил: – У моего брата Теодора. Болтает какую-то чепуху. Постоянно бредит о Пруденс и об остальных! Путает Пруденс с ее матерью. – Сэр Освальд снова покачал головой.
– Он ненавидит мою мать, – вставила Пруденс. – Он винит ее в том, что его сын покинул Дерем-Корт и больше туда не вернулся.
– Твоя мать не имеет к этому никакого отношения, – фыркнул сэр Освальд. – Твой отец оставил Дерем- Корт по той же причине, что и я: с Теодором было просто невозможно жить!
Наступила короткая тишина.
– Вы все думаете, что я не должен был позволить ему воспитывать пять маленьких девочек, и вы правы. – Он вытер платком лоб. – Да, с ним невозможно было ужиться. Я не мог выдержать того, что он помыкал мной, будто был моим отцом. Ему пришлось пережить тяжкие времена. Потеря единственного наследника – твоего отца – на долгие годы отравила ему жизнь. – Сэр Освальд печально посмотрел на собравшихся. – Может, тогда у него начались странности, и со временем они усугублялись.
– Вы хотите сказать, он не в своем уме? – прямолинейно спросил Гидеон.
Сэр Освальд кивнул.
– Это резкое выражение, но точное. Я об этом понятия не имел. Когда он приехал в Лондон, он показался мне несколько неуравновешенным, но он всегда не выносил, если ему перечили. Но теперь... – Он поморщился. – Несет какой-то бред о Пруденс. Грозится ее убить. Проклинает каких-то ее ублюдков, прости за выражение, моя дорогая. – Сэр Освальд повернулся к Гидеону. – Кричит, что Пруденс довела его до долговой тюрьмы. Боже милостивый, в этом ему надо винить только самого себя!
– Да, он упоминал долговую тюрьму, – сказала Пруденс, – но я ничего не поняла.
Сэр Освальд помрачнел.
– Об этом нелегко говорить, но я скажу начистоту. Он растратил твои деньги, Пруденс, и деньги твоих сестер – тоже. Вот почему он тебя похитил. На следующей неделе тебе исполнится двадцать один год, и ты станешь законным опекуном сестер. Теодор думал, что, если запрет тебя в Дерем-Корте, остальные сестры тоже вернутся, и никто ничего не узнает.
Пруденс вздрогнула.
– Вы хотите сказать, что у нас нет денег? Мои сестры и я...
– Успокойся, детка. Вы получите свое наследство. Я во всем разобрался и все уладил, не тревожься. Все вложено в ценные бумаги, цело и невредимо, и даже с некоторой прибылью.
– Но вы не можете...
– Вздор! – отмахнулся от возражений Пруденс сэр Освальд. – Вы все равно унаследуете мое состояние, когда я сыграю в ящик, так какая разница? Кроме того, я должен хоть немного искупить свою вину. Ведь оставил вас на долгие годы с Теодором. Я должен был присматривать за вами, но не сделал этого, и всю жизнь меня будет мучить совесть. Я не могу исправить прошлого, но в силах хотя бы обеспечить вас, так что не спорь, милая. – Он сконфуженно засопел.
Леди Августа задала вопрос, который вертелся у всех на языке: