так добры. Как будто у меня день рождения. У нас найдётся перо и бумага?
Поняв, что поцелуи откладываются, пока не будут написаны письма с благодарностью, Рейф мысленно вздохнул и начал искать среди своих вещей бумагу и перо. Его очень тронуло удовольствие, которое Аиша получила от самых простых подарков; наверное, они доставались ей в жизни нечасто. Как и внимание.
Он отыскал свой письменный прибор и передал девушке несколько листов бумаги.
— Прикажете перо и чернила или карандаш? — осведомился он.
Его тело изнывало от желания. Наверное, это хорошо, что их прервали. Не слишком-то прилично было снова соблазнять её, ведь после похорон прошло так мало времени, да и после её первого раза тоже. Тем более что сейчас ещё день. И она уже одета.
Он сделает это завтра. Или сегодня ночью.
— При такой качке лучше воспользоваться карандашом, — задумчиво произнёс Рейф.
Он снял серебряный порткрейон[Порткрейон (франц.) porte-crayon, от porter, носить, и crayon, карандаш. — Kолпачок, надеваемый на заостренный конец карандаша, чтобы его удобнее было носить при себе и чтобы он не ломался.], очинил карандаш перочинным ножом и протянул ей.
— Красивый, — заметила девушка. — У папы был похожий. — Она задумчиво посмотрела на письменные принадлежности. — Но эти перо и чернильница столь изысканны, что мне не устоять. Кроме того, не будет ли вежливее написать ответ чернилами?
— Вы правы. — В том, как она беспокоилась о нескольких записках, было что-то невероятно подкупающее. Он вытащил перо, заострил его и протянул Аише.
Та на мгновение задумалась, обмакнула перо в чернильницу и принялась писать твёрдым, чётким почерком. Рейф улыбнулся, вспомнив, как она притворялась, будто не умеет читать.
Он смотрел на Аишу, сосредоточенно нахмурившись, пока она писала записки, улыбаясь чему-то и иногда глядя на него с таким удовлетворенным и счастливым выражением на лице, что это трогало его до глубины души.
Если бы он не заболел, то, возможно, никогда бы не узнал её так хорошо, как теперь. Это было невероятно — благодарить судьбу за болезнь, которая едва не свела его в могилу. Но если бы он не заболел тогда, то вряд ли помыслил бы о браке.
Но он не только помыслил, а даже сделал предложение, и теперь, когда Аиша — наконец-то! — приняла его, Рэмси собирался идти до конца. И крепко завязать узелок.
Он подошёл к окну и посмотрел на море, на сверкающие волны в шапках белой пены. Рейфу хотелось, чтобы это путешествие побыстрее закончилось и чтобы его вопрос решился раз и навсегда. Этот самый вопрос. Его брак.
Он хотел, чтобы всё уладилось, как можно быстрее.
Рейф всерьёз подумывал о том, чтобы капитан или священник из числа пассажиров обвенчал их прямо сейчас — в день окончания карантина. Но это повлечёт за собой скандал и сплетни, люди станут шептаться за спиной у Аиши, что она всё подстроила ради замужества.
Он не может этого допустить, и не даст повода обществу так говорить о ней. Если кто и устроил ловушку, так это он. Он всё подстроил с самого начала, использовав Али в качестве наживки. И Бог его знает, сколько ещё раз. Он использовал её друзей, её преданность, даже угрозы; он не оставил ей другого выбора, кроме как отправиться вместе с ним.
И если бы он мог начать всё сначала, то поступил бы точно так же. Оглядываясь назад, всё, что он видел — лишь прекрасно выполненное задание. Аишу необходимо было спасти из той ужасной ситуации, в которой она оказалась.
Что подумает леди Клив обо всей этой истории? Об Аише? Рейф сожалел, что не знал старуху лучше, но он и представить не мог, как она это воспримет.
Люди сквозь пальцы смотрели на детей, рождённых в законном браке, отцом которых был вовсе не законный супруг. Такие дети неизменно становились результатом интрижек между аристократами, барон мог, образно выражаясь, подбросить кукушонка в семейное гнездо герцога. Подобное происхождение некоторых, например, Девонширов, не было ни для кого секретом. По закону они не являлись бастардами, и, в любом случае, в их жилах текла аристократическая кровь.
Однако стоило знатной даме понести от конюха, и от ребёнка тайно избавлялись, он рос в безвестности, даже не зная имени своей матери. Ну, а знатные лорды, обрюхатившие любовниц- простолюдинок, вообще встречались на каждом шагу. Раз уж это аристократ, и он может обеспечить ребёнка, то никто его не осудит.
На ум Рейфу приходила лишь одна семья из высшего общества, в которой признали незаконнорожденного простолюдина: Гарри Морант и Ренфру. Но на это ушли годы. Если бы эксцентричная двоюродная бабушка Гарри не вытащила бы его со дна и не воспитала, как джентльмена, это была бы совсем иная история. Гарри до сих пор прозябал бы в нищете.
И если бы Гарри не воспитывался вместе со сводным братом, Гэбриэлем Ренфру, который требовал уважительного отношения к Гарри, он до сих пор считался бы чужаком, не признанным ближайшими родственниками.
Тётушка Гарри, леди Госфорт, теперь обожала его, но ей потребовалось много времени, чтобы его принять.
Мать Гарри была горничной. Мать Аиши — иноземной содержанкой.
Теперь, когда Рейф получил согласие Аиши, их брак не вызовет всеобщего порицания. Быть замужем за наследником Эксбриджа кое-что значило в обществе. Как только они поженятся, он сможет всё удалить. Он сможет заботиться о ней, как положено.
Рейф повернулся и смотрел, как она пишет. Его будущая жена. Он никогда не думал о браке иначе, как об обязанности.
Но теперь, глядя на Аишу, он чувствовал… словно тяжёлый камень лёг ему на грудь, причиняя боль и, как ни странно… гордость.
Должно быть, он издал какой-то звук, ибо Аиша повернулась и посмотрела на него, улыбнулась быстрой, мимолетной и в то же время ослепительной улыбкой. Ощущение тяжести в груди усилилось.
В тот вечер, когда они поднимались на палубу для своей обычной прогулки, пока остальные пассажиры ужинали, Аиша внезапно остановилась у трапа.
— В чём дело? — осведомился Рейф. Обычно она охотно покидала тесную каюту и выходила на воздух.
— Ни в чём, — бодро отозвалась она и пошла вперёд. Но когда они выбрались на палубу, она снова заколебалась и отступила назад, это движение напомнило Рейфу, как она, борясь со страхом, вышла на палубу, полную пиратов, в самую гущу драки.
— Абсолютно чисто, — удивлённо воскликнула она, оглядывая палубу. — Никаких пятен.
— Нет, всё выскребли песком, — сказал Рейф, осознав, что она думала, будто он поведёт её гулять по окровавленной палубе. — Капитан Галлахер почти сразу же отправил команду драить палубы пемзой. Дисциплина у него на корабле что надо.
— Что такое пемза?
— Кусок песчаника. Используется как щётка. Отскребает и чистит. Матросы называют её святым камнем, потому что скребут палубу, стоя на коленях, а пемза большая, квадратная и достаточно увесистая, чтобы сойти за Библию, — объяснил он. — Вы заметили, что там впереди?
Был закат, и корабль приближался к двум мысам, чётко вырисовавшимся на фоне ослепительного солнца. Правый мыс был подобен огромной тёмной глыбе, поднимающейся из моря, как громадная пирамида.
— Это же… это скала Гибралтар? — выдохнула Аиша. — Она гораздо больше, чем я представляла.
Рейф кивнул.
— Удивительно, правда? С одной стороны Марокко, а там… — он указал вперёд, — там Атлантический океан. Полагаю, погода будет ещё та. На пути из Англии был просто кошмар. — Говоря по правде, мутило его знатно.
В этот миг они услыхали пронзительный свист сверху. Рейф и Аиша подняли глаза и увидели, что им
