— Вот уж действительно год Дракона, столько всего случилось…
Мы возвращаемся в постель. Не могу заснуть, вернуть вымощенный сном покой. Кручусь и попадаю в мыслеворот:
— Это наверняка не случайно… Поля по китайскому календарю появилась на свет в моем году — Дракона. Теперь она слышит, как празднуют ее год — Быка…
— Змеи. — Петушок лучше разбирается в китайской астрологии.
— Наше дитя даосиста, — шучу я. — Я бы хотела выучить китайский. Это знак… подтверждение воли Небес.
— Греткося, спи.
— Не могу. Китайцы изобрели петарды, чтобы отгонять демонов. Как я могу спать, если на небе идет битва за Полино счастье?
— Завтра я тебя угощу китайскими пирожными с предсказанием гадалки, только спи…
— Сначала успокой дочку. — Я прикладываю его ладонь к пупку. — Разгулялась.
25 января
Грёдинге. Мои чудесные деревья, Озеро, Которое Меня Любит, фонарная аллея в лесу. Через неделю снова в Варшаву — подписывать обязательства.
Тупо гляжу на рукопись. Начала писать книгу год назад, так и не собралась закончить. Все откладывала на потом. Теперь не могу сосредоточиться. Не из-за беременности. Трудно мыслить здраво после четырех часов сна. Все чаще я просыпаюсь в три: вроде выспавшаяся, но подводят даже многолетние привычки. Убирая контактные линзы в коробочку, я закрутила крышку, а жидкость налить забыла. Испортила свои гляделки.
Перелистываю страницы. Поражаюсь словам. Тому, как они цепляются за мысль. Язык гол, слова изобретены для того, чтобы его приукрасить?
26 января
Покупаю курицу для бульона. В магазине на прилавке птичье пип-шоу: ножки раздвинуты, сжаты, в наборах или индивидуально, рядком. Беру целую курицу в пластиковом мешочке. Ищу цену. Написано, сколько стоит килограмм, сколько эта птичка. На упаковке фотография фермера, фамилия, телефон. Обрезанная кадром голова вполне подходит к сизой, выпотрошенной, безголовой куриной тушке в полиэтилене.
В моей библии всех беременных — «Я беременна» — открываю главу «Роды». Классические описания, советы… а также рассказ полугодичной давности. Стюардесса, которую возили по всему Стокгольму — из больницы в больницу. Не было мест, в результате она родила дома. Мужу, который звал на помощь, посоветовали положить роженицу в ванну — чтобы не испачкать пол.
— Петушок!!!
— Что случилось?! — Он прибегает из кухни, где процеживал куриный бульончик.
— Читай… Двадцать первый век, Стокгольм… я не хочу, я боюсь. Без обезболивания… Ты говорил, что это сказки, что люди сами придумывают страшилки, разводят панику насчет переполненных роддомов, а тут вот, пожалуйста… прочел?
— Хм-м-м. — Он всегда уверял меня, что на шведское здравоохранение вполне можно положиться. — Уж нас-то домой не отправят. Те несчастные, наверное, вели себя слишком вежливо, как все шведы. А нас голыми руками не возьмешь.
В стране, которая славится лучшим в мире детским здравоохранением, которая пропагандирует (в связи с демографическим спадом) производство потомства, — дикие роды, как в странах третьего мира. Что за невезуха?!
Землетрясение в Индии на границе с Пакистаном, где мусульмане ведут партизанскую войну. Несмотря на весь ужас случившегося, есть надежда, что катастрофа остудит кровожадные амбиции исламистов.
— Не строй иллюзий. — Петушок наливает бульон. — Ничто не остановит патриархальную культуру, если она нацелена на уничтожение своих ближних.
27 января
Знаменитая точка «G», «кнопка наслаждения», видимо, должна включаться как при занятиях сексом, так и при обременительном результате любви — родах. Обезболивающий наркотик. Насилуемое блаженством влагалище, в которое проскальзывает удовольствие, — туннель для боли. Место, в котором становишься женщиной и ребенком.
Я еще не дошла до родовой мании. Предпочтительнее, конечно, был бы другой выход, столь же естественный, как схватки, но менее кровавый: плацента твердеет со стороны материнской спины, отделяется от внутренностей. Со стороны живота кожа стирается, слущивается. Через нее просвечивает плод. В один прекрасный день ребенок безболезненно выпадает из-под омертвевшего, прозрачного эпителия.
Разговор с редактором журнала «Твуй Стыль» — не соглашусь ли я на репортаж-портрет. Съемки дома. Соглашаюсь, правда, дома почти нет — мы переезжаем. Прошу их поспешить — у меня проблемы с внешностью, не ровен час прольюсь.
— Пластическая операция? — сочувствует редактор.
— Что-то вроде того… седьмой месяц беременности.
По мнению авторов одной умной книги, вес Поли — килограмм, а длина — тридцать четыре сантиметра. Она открывает глаза (и какой в этом смысл, если ты внутри живота? Может, чтобы потом их можно было закрыть?) и полностью сформировалась. Теперь она будет только совершенствоваться. Если она родится теперь, то сможет выжить в инкубаторе. Но лучше не надо. В отличие от моего живота техника и мир еще не настолько безупречны, чтобы тебя принять.
28 января
В Польше мы собираемся на карнавал. Я примеряю самые широкие платья. Живот не дает ни во что втиснуться. Петушок считает — нечего делать вид, что я не мишка-коала.
— Да ладно, в дубленке ничего не видно… — Но ведь не в пальто же идти на бал.
— Это тебе так кажется… Ты не видела, какими глазами на тебя смотрели служащие шведского аэропорта: «Кошмар!» Тебе еще можно летать?
— Откуда я знаю…
Я не отдавала себе отчета, каких размеров… Когда я высплюсь и ничего не болит, я двигаюсь довольно бодро, забываю о беременности. И только когда появляются какие-то недомогания, живот начинает пухнуть у меня перед глазами.
Не поскользнуться, только бы не поскользнуться. Добираюсь до магазина. С корзинкой обхожу полки. В нашем стерильном магазине меня скручивает от запаха перегара. Неопрятный пьяница выбирает конфеты. Я с отвращением отворачиваюсь, видимо слишком демонстративно. Снова сталкиваюсь с ним в овощном отделе. И вдруг… «Пррр» — элегантная дама с корзинкой издает неприличный звук. Неожиданный взрыв, я не в силах сдержаться. Пьяница насмешливо глядит на меня. Я не стану расстегивать дубленку и показывать виновника конфуза, нажимающего на кишечник. Ужасно стыдно.
— Здесь просто сумасшедший дом, — звонит Петушок с дежурства, — настоящий сумасшедший дом. Прихожу, мне сообщают: с прогулки не вернулся Карлос, чилиец. Любитель травки. Сообщаем в полицию. Те привозят мужика, тоже чилийца, только «Карлос» у него не имя, а фамилия. Работники больницы, в течение трех месяцев занимавшиеся пациентом, не могут определить, он это или нет. «Полицейский» Карлос
