здесь тем вечером, помнишь? Я видела, как вы смотрели друг на друга. И что же? Ровным счетом ничего? Разошлись как в море корабли? Хоть убей, не верю!
– Пожалуйста, передай мне ложку.
– Ну как тут не подивиться? – не унималась Дина. – Ведь красавец, мультимиллионер, и такая душка!
– Душка? – Глэдис крутнулась на каблуках, щеки ее ярко горели. – Мерзавец – вот он кто!
– Почему?
– Потому что… потому что… – Глэдис замялась. Хороший вопрос. Она отнюдь не героиня викторианской мелодрамы, соблазненная и брошенная. Она по доброй воле переступила порог его спальни – и ушла тоже по доброй воле. Если воспоминания преследуют ее и унижают, некого тут винить, кроме себя самой. – Дина, будь добра, давай оставим этот разговор…
– О'кей. Считай, что тему закрыли.
– Отлично!
– Просто в толк не могу взять, – задумчиво протянула Дина, выдержав минутную паузу. Глэдис громко застонала, но соседка не унималась. – Этот Фагерст глядел на тебя так, как голодный бомж смотрит на обед из семи блюд. Да если бы к вам заявился сам изобретатель громоотвода Бен Франклин, он без всяких приборов определил бы, что молния и электричество – одной природы. Разряды так и вспыхивали в воздухе.
– Классно придумано, Дина. Почему бы тебе не бросить балет и не начать писать сценарии мыльных опер?
Дина встала и подошла к буфету.
– И все-таки одна из молний угодила в цель, потому что на моей памяти ты никогда не вскакивала ни свет ни заря. – Балерина порылась в кухонном шкафчике, извлекла на свет коробку шоколадного печенья и заглянула внутрь. – Ням-ням. Как раз две штучки. Одна – тебе, другая – мне.
При одном взгляде на печенье в шоколаде Глэдис снова ощутила знакомые спазмы в желудке. К горлу подступила тошнота.
– Я – пас.
– Значит, я могу слопать обе?
– Считай, что сегодня – твой счастливый день. А откуда ты знаешь, во сколько я встаю?
Дина с аппетитом вгрызлась в печенье.
– Я отправилась на утреннюю пробежку, – пояснила она с набитым ртом, – на рассвете. Ты меня знаешь: люблю, когда на улицах ни души. А полы скрипят… Вот я и услышала, как ты разгуливаешь по квартире. Взад-вперед как заведенная. Из комнаты в комнату. Прошла целая вечность, прежде чем ты улеглась снова.
Не вечность. Ровно столько, сколько нужно, чтобы убедить себя: бесполезно переживать о сделанном, потому что постыдная ночь уже в прошлом и никогда, никогда больше не повторится…
– Куда вы с ним ездили тем вечером?
– Ты отлично знаешь куда! – Глэдис подставила чашку под струю воды и принялась оттирать ее, словно закопченную сковородку. – На ужин. В «Старый замок».
– И все? – захлопала ресницами Дина.
А потом я узнала рай в его объятиях, внезапно подумала Глэдис, и упорно подавляемые эмоции, воспоминания о пережитой ночи, нахлынули с новой силой. Может, глупо она поступила, сбежав из квартиры? Наверное, надо было остаться. Занять место той блондинки…
Чашка выпала из рук и со звоном разлетелась на куски.
– Черт побери! – В глазах стояли злые слезы; она нагнулась и принялась подбирать осколки. – Ты хочешь знать, что произошло той ночью? – Глэдис выпрямилась, швырнула осколки в ведро и вытерла руки о джинсы. – О'кей, я тебе скажу.
– Глэдис, милая, я не хотела…
– Я провела ночь с Мартином.
– Ой! – тихо вскрикнула Дина.
– Я переспала с мужчиной, которого почти не знала, который мне совсем не нравился и которого я больше не желаю видеть, потому что… потому что…
– Не продолжай, я поняла, – мягко откликнулась Дина.
Глэдис резко развернулась к ней.
– Избавь меня от этого покровительственного тона! Если я сама ровным счетом ничего не понимаю, тебе-то откуда знать?
– Видишь ли, мое первое свидание с Дейви закончилось постелью.
Глэдис рухнула на стул.
– Как это?..
– Вот так! А до того я была девственницей.
– Тогда зачем? Почему?..
Дина улыбнулась.
– Как знать? Гормоны? Судьба? Так случилось, вот и все.
– Видишь, я была права: тебе следует писать сценарии мыльных опер.
– Наверное, мое тело и мое сердце мгновенно поняли то, что разум еще только пытался осмыслить. Мы с Дейви были предназначены друг для друга. Родство душ, знаешь ли.
– Но у меня такого оправдания нет! Фагерст и я определенно не предназначены друг для друга. Я сделала то, что сделала, и теперь сама себя ненавижу.
– Паразит!
– Минуту назад ты называла его скандинавским богом.
– Минуту назад я не знала, что он злоупотребил твоей доверчивостью, а затем поступил чисто по- мужски.
– Поверь мне, Дина, – хмуро уточнила Глэдис, – он не злоупотреблял моей доверчивостью. Я сама этого хотела.
Дина вытряхнула из коробки последнее печенье.
– Речь не об этом. Я имею в виду другое, когда говорю, что он поступил чисто по-мужски. Хлоп, бам, спасибо, мэм, может, я еще перезвоню!
Глэдис уставилась на подругу. Затем встала, сорвала с крючка полотенце, намочила его в раковине и принялась остервенело оттирать стол.
– Я сама велела ему не звонить.
– Что?
– Что слышала! Он очень хотел увидеться. Я запретила ему приезжать и сказала, что продолжать наши отношения не собираюсь.
– Ты и Мартин вместе провели незабываемую ночь – и ты дала ему отставку?..
– Я этого не говорила!
– Так, значит, ночь не удалась? Или ты не дала ему отставку?
Не выдержав взгляда подруги, Глэдис опустила глаза и отвернулась к раковине.
– Чего ты добиваешься? – устало осведомилась она, подставляя руки под воду.
– Я хочу понять, чего ты добиваешься, радость моя. С какой стати ты занималась любовью с этим типом, а потом дала ему от ворот поворот?
– Я не занималась с ним любовью, – огрызнулась Глэдис. – Я с ним переспала.
– Семантические тонкости, – пожала плечами Дина.
– Послушай, Дина, у вас с Дейви было иначе: ты его любила.
– И сейчас люблю, – улыбнулась балерина.
– Ну, а я вот не люблю Мартина. Даже представить себе не могу, как его можно полюбить. Такого высокомерного, эгоистичного, самовлюбленного сукина сына…
– Как сказано! – восхитилась Дина.
– Он вообще не в моем вкусе…
– А кто в твоем вкусе? Назови хоть одного парня, кроме этого подонка Кевина Ханта, кого бы ты
