– Тьфу! – плюнул в сердцах вой, затопал грузно по снегу, подальше от опасной избы.
Я ухмыльнулся. Не шибко смелы Княгинины дружинники…
– Чего ищут-то тебя? – Кутиха села, помигивая яркими глазами, блаженно втягивая запах тепла и дыма.
– Долго сказывать…
– А кто обо мне поведал? Неспроста ты в мою избу шарахнулся…
Умна бабка…
– Волх.
– Ты с волхом пришел? Тогда ясно, чего тебя Княгиня невзлюбила. А куда бежать собираешься?
– Есть у меня друзья. К ним и потеку за подмогой…
– Не лез бы ты в волхские дела, – посоветовала старуха. – Они силой особенной наделены – даже кромку открывать могут…
Я прислушался. На дворе еще топали, переговаривались.
– Ищут еще, – подтвердила Кутиха. – К ночи только угомонятся.
Я поежился. До ночи времени много. Слишком много. Не могу я ночи ждать. Да деваться некуда…
– Зачем волх наш хочет с вашей Княгиней драться? Разошлись бы миром. Она здесь осталась бы княжить, он – себе иное место сыскал…
– Откуда ты взялся неученый такой? – удивилась бабка. – Волхский род Свободе кланяется. Всякий, кто ею поступится, – других позорит. Тогда боги и сталкивают их меж собой – правого да неправого.
Раньше я подивился бы – к чему драться, и без драки ясно – правый победит, коли боги поединок сей судят, а теперь уж знал – не всегда Правда сильней оказывается… Потому и спросил о другом:
– А как дерутся они? Силой ведовской иль врукопашную?
Кутиха улыбнулась. А она вроде и не так стара, как сперва показалось… Видать, Верхогрызка из нее соки выпивала.
– А это как когда… Бывает так, что земля дрожит, а бывает – никто и не подметит ничего, а один из них уже силы своей лишился…
– Не убивают друг дружку?
– Для них силу утратить страшней. Это как тебе руки да ноги отрубить… – Кутиха тихонько шевельнулась, закусила губу. – Здорово ты меня… Ничего, пойду, к вечеру поклонюсь Банной Матушке – она попарит меня, погреет, боль и уйдет.
Ладно, коли так… А то совестно было на ее раны глядеть…
Полено, которым Верхогрызку убил, запищало в печи тонким голосом. Я копнул уголья, прочертил по стенам полосы – на всякий случай. Если какая другая Лихорадка сунется – почует сразу, что родне ее здесь худо пришлось, да и уйдет восвояси. У двери прислушался. Издалека доносился гомон. Похоже, созвала Княгиня своих воев для указов, как лучше беглеца сыскать… Покуда они там толкуют, мне самое время текать из городища. Вот только ворота… Небось на них тоже меня поджидают.
– Неймется?
Я кивнул. Ох, Кутиха, кабы знала ты все… Стала бы ньярову защитнику помогать?
– Отвори сундук, – неожиданно приказала она. – Возьми там поневу длинную, шубу – все, что для бабьего наряда полагается.
Отошла совсем от хвори, раз принарядиться решила…
Я покорно доставал все, что велено было, а сам мыслями далеко метался – у самых городских ворот.
– Скидывай свою одежку да натягивай мою! Свихнулась она, что ли?
– Чего глядишь? Стыдишься иль думаешь – станут вой у бабы вызнавать, кто такая да куда идет?
Верно! Ох бабка головастая!
Переоделся я быстро. Свое так и не сбросил – по лесу в портах бежать сподручнее, а Кутихино платье поверх натянул.
– Баба! Ну как есть баба! – развеселилась она, разглядывая меня. – Только ходи не шибко да бедрами по сторонам води, будто ровно держать их не можешь!
Я попробовал. Может, засмущался бы раньше, а сейчас все средства хороши были… Глянул на маленькую советчицу:
– Так ли?
– Так. – Она поднесла к глазам дрожащую слабую руку, утерла быстрым движением неожиданно проступившую влагу:
– А теперь ступай отсюда! Беги, не оглядывайся, да лихом меня не поминай!
Что меня рвануло к ней – жалость, почти позабытая, иль благодарность – не знаю, а только обнял бережно хрупкое тело, прижал к груди седую голову:
– Мало тех, кого я помяну перед смертью, мало, о ком богов буду просить, а тебя не забуду…
Она заплакала, да и я, коли еще помедлил бы миг, – прослезился б… Не прав Чужак, говоря, будто ведогон мой плакать разучился. Все я помнил, только слезы глубоко таил. Так глубоко, что даже волх их не углядел, а старуха, на кромке живущая, увидела… Видать, не для всех были мои слезы…
ВАССА
– Ты готова? – спросил Ядун.
Готова ли к пустоте вечной, к холоду, до костей пронимающему? К камню, в душу въевшемуся, к надежде задохнувшейся? Можно ли к этому готовой быть?
– Правду говори! – настаивал Ядун. – Второй ошибки Триглав не простит…
Триглав ему не простит, а простит ли мне Эрик? Поймет ли, почему решилась на такое, когда он уже совсем близко был… Поймет ли любовь мою? Любовь и страх за него… Любовь он, верно, и не забыл еще, а вот о страхе, совсем недавно пришедшем, вряд ли ведает…
Случилось это в заброшенной избе, где хлопотал над нами маленький косматый Голбечник. Почему его изба мне других больше глянулась, хоть стояла на отшибе? Почему именно в ней заночевать надумала? Верно, потому, что Ядун мимо идти уговаривал, все про печище, недалече лежащее, вещал…
Мне идти никуда не хотелось, особенно в те дни, когда почуяла – не увидеть мне больше родимых земель, не поклониться речке-матушке, не вскинуть глаза на стены высокие Новоградские… Хотелось в каждой избе, где приют давали, остаться навеки – плакать и долю свою клясть. А едва задерживались – еще хуже делалось… Мучили полные безделья дни да бессонные, в сомнениях и надеждах тайных ночи.
Ядун меня не подгонял – ждал терпеливо, точно паук мушку, что уже в сеть попала. Чуял – близится день, когда сломается моя вера, завою истошно, умоляя унести подальше от опостылевшей нежити.
– Не устала ли? – заботливо спрашивал, замечая меня за малой работой и тут же виноватил хозяев: – Заморили гостью… Негоже так!
Незнати смущались, точно люди, кланялись, работу у меня отбирали – оставляли нежиться, сохнуть от тоски-безделья.
Верно, совсем немного ждать Ядуну оставалось, да как-то ночью удалось мне заснуть крепко, сладко, как спалось в Новом Городе рядом с Эриком. Даже жаркое дыхание у шеи чувствовала и крепкие руки, над черной бездной держащие, упасть не позволяющие…
– Эрик? – спросила, себе не веря.
– Ва-а-с-са-а! – едва расслышала слабый женский крик.
От обиды и разочарования закачалась над пропастью, почуяла снизу ледяную пустоту. Испугавшись, отдернулась, да поздно – потянуло меня вниз, повлекло…
– Васса! Держись!
Голос знакомый подхватил уже на самом краю, вынес из зыбкой мути на ясную, залитую солнцем поляну, бережно опустил среди трав душистых и мягких. Я оглянулась, ища спасительницу, и обомлела, увидев ясные карие глаза.
– Держись! Эрик помирился с волхом. Они помогут тебе! Дождись их, – говорила Беляна.
– Где ты?! Где они? Как меня сыщут? – Я кричала изо всех сил, срывая голос, но она не слышала, качала головой и все повторяла:
– Не сдавайся! Они спасут тебя. Эрик помирился с волхом… – Сперва плакать хотелось от глухоты ее, а
