– Мать говорит правду, – подтвердила тощая Анна. – Все так и было. Плохая это девка! Нечистая!
Анастас не верил своим ушам, а лицо Журки исказилось странной судорогой.
– Но она… Она была… – Он по-детски всхлипнул и замолчал.
– Бесовские чары опутали тебя, – сокрушенно сказал Анастас.
– Бедненький, – прозвучало в затихшей толпе женский голос. – Как же так… Бедненький…
Журка сморгнул, пошатнулся и вдруг, спрятав лицо в ладонях, зашелся надрывным плачем. Анастас метнулся к несчастному, но не успел. Тот упал и забился в судороге.
– Бес! Бес бушует! – зазвучало в толпе.
– Да что же вы смотрите?! Помогите ему! – Анастас узнал голос Фрола.
Брат Журки одним прыжком заскочил на возвышение.
– Ты посланец Господа! – закричал он Анастасу. – Ты сумел сотворить чудо и открыть истинную суть этого колдовского оберега! Помоги моему брату!
Игумен склонился над Журкой. Тот вырывался из рук брата и подвывал. «Падучая», – сообразил Анастас, размахнулся и ударил Журку по лицу. Тот дернулся и тонко заскулил. Еще раз…
– Ты что делаешь?! – подскочил посадник, но Анастас уже подхватил Журку под мышки и поднял на ноги.
– Ты должен забыть ее, – твердо сказал он парню. – Ее красоту, ее слова, ее поступки. Все это обман, наваждение. Ты должен бороться с бесом!
Журка перестал выть.
– Слышишь меня? Хочешь избавиться от боли и страдания?
– Я не смогу, – слабо пробормотал Журка, – забыть ее…
– Обратись к Господу. – Голос Анастаса был уверенным и жестким. – Он поможет тебе изгнать беса и утешит твою измученную душу.
– Простит… – прошептал Журка.
Анастас обернулся к толпе.
Молящие глаза, восторженные лица… А вон и Лаврентий. Губы трясутся, во взоре – восхищение и преданность… Теперь никакой Горясер, никакие княжьи грамоты не сумеют разубедить вышегородца. Даже под страшной пыткой Лаврентий не выдаст его. Осталось только утихомирить воришку.
– Что скажете, вышегородские люди? Простите ли неведающего?
– Да! Да! Да!
– И я не держу на него зла, – тихо признала знахарка. – Ты был прав, на меня напал не Журка, а заточенный в его теле бес. Помоги ему…
– Господь видит, что я чист помыслами, – кивнул Анастас. «Избавиться от воришки всегда успею», – решил он и взял дрожащую Журкину руку: – Пойдем, сын мой. Я помогу тебе.
Они сошли с помоста. Люди расступались, крестились и норовили прикоснуться к одежде игумена.
«Почти святой, – скромно потупившись, думал Анастас. – Как просто стать святым…»
29
В Киев мне не хотелось, поэтому путь казался длинным и трудным. По дороге я решила завернуть в Вышегород. Нарушить данное перед иконой обещание я не могла, но навестить старого друга мне ничто не мешало.
Я вошла в город на рассвете. Солнце встало из-за холма, озолотило церковные купола, а потом, спрятавшись за тучку, окрасило их в медный цвет. Я остановилась в городских воротах, полюбовалась на зрелище и вошла. Вышегород ничуть не изменился – те же люди на улицах, те же стражи у ворот, те же звонкоголосые петухи на заборах…
– Это она! – вдруг крикнул кто-то сзади.
Я обернулась. В приоткрытых воротах за моей спиной стояла русоволосая баба. Я узнала ее. Мы встречались в доме Журки.
– Ты! – выкрикнула она.
Надо же сколько прошло времени, а она признала! Я улыбнулась и шагнула к ней:
– Доброго здоровья тебе…
– Господи! Сохрани Господи! – вдруг заверещала русая.
На ее крики из ворот напротив высунулось круглое бабье лицо.
– Ты чего орешь, Евлампья? – протирая глаза, спросила баба.
– Она! Это она! Снова явилась! – тыча в меня указательным пальцем, выкрикнула русая.
Мне стало не по себе. Евлампья, несомненно, вспомнила меня, но, кажется, недобрым словом.
– А не путаешь? – подозрительно разглядывая меня, спросила вторая баба.
– Стой где стоишь, нечистая! – взвизгнула Евлампья вместо ответа, прыгнула ко мне и быстро
