Люди отхлынули. Я вскрикнула от ужаса. В руках Журки блестел огромный мясницкий топор. Тот самый, что миг назад я видела воткнутым в пенек за загородкой.
– Опомнись. Ты же на человека никогда руки не поднимал, сколько тебя ни били. Не твое это – бесовское. Она тебя охмурила… – попытались урезонить его из толпы.
Мне удалось подняться. Люди говорили верно. Я и представить себе не могла, чтоб тихоня Журка взял в руки топор и пошел с ним на людей.
Журка скосил глаза. Меня передернуло. Зрачки у него были огромными и шалыми, как у взбесившейся лошади. Убьет и не задумается. Вот почему вышегородцы так испугались…
– Журка! – тихо прошептала я.
– Сын мой, – подхватил Анастас.
Меня передернуло от ненависти. Проклятый настоятель! Что он сотворил с Журкой и этим городом?! Что наплел-накрутил?!
Я забыла о боли. Колышек из ограды сам лег в ладони.
– Твоих рук дело? – зло и хрипло спросила я Анастаса. Мой рот наполнился кровью. Кровавый сгусток шлепнулся игумену под ноги. – Что молчишь? Нашел над кем измываться: над блаженным да над бродяжкой. Иль тебе не найти более сильных врагов? Или ты их боишься и поэтому отводишь душу на сирых и обездоленных? Ты похож на своего князя! Тот тоже ничем не гнушается. И тело отца в церкви сгноил, и братьев зарезал, как телят…
Игумен нахмурился.
– Не слушайте ее, – внятно сказал он притихшим людям. – Это бесовские речи.
– Почему же не слушать? – Я попыталась улыбнуться, но разбитая губа не слушалась, и улыбка вышла кривой. – Или правда режет твой слух, настоятель Десятинной? Погляди, что ты сотворил с Журкой. – Я указала на воришку. Не выпуская из рук топора, тот обводил толпу тяжелым взглядом.
– Пошла прочь, стерва, – прошипел Анастас. Он начал злиться.
– Уйду, – сказала я, – и никогда больше не вернусь. Я давно хотела уйти…
– Нельзя ее отпускать, – зашептались в толпе.
Херсонесец поднял руку:
– Пускай идет. Ведьма сказала, что больше не вернется, так и будет.
Они расступились. Я шагнула вперед. Шаг, еще… Как трудно идти по живому коридору, как тяжело ощущать на своей спине ненавидящие взгляды!
– А ты куда?
Я обернулась. За мной по тому же коридору шел Журка. Анастас поймал его за плечо, развернул к себе.
– Куда ты? – снова повторил он – Пусть уходит. Ты же…
Журка выдернул плечо из его пальцев:
– Прости, игумен. Пусть я опутан чарами, пусть в ловушке, но в этой ловушке мне лучше и спокойнее, чем в Господнем храме. Я пойду с ней.
– Но… – Анастас задыхался. Его лицо стало серым. Испугался? Чего? Журкиных слов? – Ты отрекаешься от Господа?!
Журка печально улыбнулся и качнул головой:
– Нет… Но отречься от нее я не могу. Хотел, пробовал, а не смог. Я уйду с ней.
– Одумайся! – Херсонесец метнулся вперед и заступил Журке путь.
Тот попробовал обойти настоятеля, но ему мешали плотно сомкнутые плечи зевак. Мне все это надоело. Угрозы, страхи… Анастас достаточно поиздевался над парнем..
Я шагнула вперед и толкнула священника в спину. Он оглянулся. Мой кол нацелился острием в его лицо. Нет, я не думала бить, только пугала…
– Уйди с дороги. Уйди, – сказала я, – а то будет хуже.
Он отступил.
– Пойдем, Журка. – Я протянула воришке руку. – Они больше ничего тебе не сделают.
И они ничего не сделали. Просто стояли, тупо глядели, как мы уходим, и молчали.
30
«Проклятая девка, – глядя на удаляющиеся спины, думал Анастас. – Проклятая девка».
Потеря Журки не огорчила настоятеля, парень лишь мешал ему, другое дело – доверие вышегородцев. Он прилюдно выпустил из города пособницу дьявола. Мало того – отдал ей живую душу…
Первый упрек высказала родственница Журки, невысокая русоволосая баба в длинном, до пят, зипуне.
– Что ж ты? – тихо сказала она.
Анастас резко обернулся:
– Я не могу спасти того, кто не желает быть спасенным!
