сужалось лесными берегами, освобождая узкий проход меж болотистых лядин.
— Мели, — предупредил Латья, — Надо бы поближе к Бьерну подступить. Далее вовсе острова пойдут, река рукавами разбежится. Не потерять бы Бьернов снеккар в тумане.
Словно услышав его, на корме снеккара появился еще один силуэт с горящим факелом в руках. Вытянулся, замахал факелом над головой.
— Махни ему, — приказал Избор. Глядя, как Латья поджигает накрученную на палку смоленую паклю и размахивает ею, княжич громко велел гребцам: — Держаться за Бьерном. Не отставать.
— Не отстанем, — заверил Избора кто-то из во-ев. — Чай, грести умеем не хуже ихнего!
— И то верно, — согласился княжич, — Ничем мы не хуже. Ничем…
День для похода выдался хороший — лучшего и не пожелаешь. С рассветом подул с суши легкий попутный ветер, унес туман, открыл низкие болотины островов. Корабли на веслах миновали маленький Лосиный островок, потом прошли мимо Большого Заячьего. За Заячьим на снеккаре Бьерна принялись поднимать мачту, разворачивать парус. Впереди, на расшиве Энунда Мены, делали то же самое.
— Готовь парус, — велел Избор.
Свободные от гребли дружинники засуетились, принялись разворачивать серое полотнище. Закрепили, подняли на мачту, растянули. Ветер забился в парусине пойманным зверем, затем унялся, привалился к парусу прохладным боком, расправил вышитого на полотнище красными нитями огромного тура. Теперь любой мог понять — это расшива князя Альдоги.
Снеккар Бьерна ушел за мыс, исчез из виду за низкими, чахлыми деревцами острова. Отставать не хотелось.
— Налегай! — поторопил гребцов Избор.
Подгоняемая ветром и плеском весел расшива ловко обогнула островок, выровнялась прямо за кормой Бьернова снеккара. Разогнавшись, пошла на него, норовя ткнуться острым носом прямо в черную корму.
— Гром и молния! Что такое?! — выругался стоящий подле Избора Латья. — Какого лешего они тут стали?!
Верно, снеккар почти стоял, вернее, он едва двигался, поэтому расшива и нагоняла его столь споро.
— Уходи!!! — сложив ладони у рта, выкрикнул Латья. Запахал, словно надеялся руками отодвинуть застрявший невесть почему снеккар. Кормщик со снеккара заметил его, что-то выкрикнул в ответ. Поняв, что слов не слышно, оглянулся через плечо, кого-то позвал. На корме рядом с ним возник Бьерн, толкнул его в плечо, налег на рулевое весло, пытаясь повернуть легкий снеккар… Слишком поздно — потерявший ход корабль не желал разворачиваться.
— Табань!!! — Избор мог и не кричать — понявшие все дружинники сворачивали гордого тура, опущенные весла бурили воду. Напрасно — разогнавшаяся тяжелая расшива упрямо шла вперед, к неминуемой беде. Казалось, уже слышен громкий скрежет железных окантовок, хруст ломающихся досок, сочный всхлип столкнувшихся волн.
Избор бросился к якорному канату.
— Помоги! — на ходу рыкнул Латье, Вдвоем подхватили тяжеленную подкову с острыми краями — якорь, перевалили железяку через борт. Якорь звучно плюхнулся в воду, ушел в темноту. Старые рыбаки поговаривали, будто здесь, в дельте Нево, неглубоко. Оставалось верить слухам да ждать, когда якорные крюки вопьются в речной ил. Однако, как обычно, слухи обманули — якорный канат размотался до конца, ушел в натяг, а до дна так и не достал.
Расшива перла на корму снеккара с упрямством вышитого на ее парусе тура.
Багровые от натуги гребцы упирались в весельные рукояти, смятый парус валялся подле мачты, с ткани на Избора укоризненно посматривал красный турий глаз. Княжич перепрыгнул через брошенную впопыхах крестовину, залез на нос. Черная корма снеккара надвигалась. Наполовину спущенный парус закрывал гребцов на его носу. Зато на корме княжич уже мог разглядеть сосредоточенное лицо Бьерна и влажное пятно на рубахе худого и маленького Бьернова кормщика.
Понимая, что еще немного — и нос расшивы вспорет плоскую корму его корабля, Бьерн оторвался от руля, быстро огляделся и вдруг гортанно прокричал что-то на урманском. Бортовые весла справа дружно вспенили реку. Маленький кормщик повернул руль, а сам Бьерн подскочил к парусу, повис на растягивающей его веревке. Полотнище взмыло вверх, отклонилось, нижним краем поймало ветер.
Снеккар почти лег на правый борт, скользнул по речным волнам, клюнул вниз змеиной мордой и, оставляя за собой чистую темную полосу с разбегающимися в стороны пенными дорожками, ускользнул прямо из-под носа княжьей расшивы. Всего в паре шагов от Избора мелькнули мокрые, разбрасывающие брызги, лопасти весел, черные бортовые доски, прикрывающие верхний брус щиты, напряженная фигурка маленького кормщика и гребень плоского, похожего на хвост выдры, рулевого весла.
— Ух! Что творят… — восхищенно-испуганно прошептал стоящий рядом с Избором Латья. А затем длинно и витиевато выругался, увидев открывшуюся впереди картину. Теперь и Избору стала понятной странная остановка снеккара — невольно Бьерн очутился в ловушке меж двумя расшивами — Энунда и Избора. Почему вдруг остановился Энунд — то ли сел на мель (вряд ли — глубина была достаточная), то ли стряслось что посерьезнее — Избор не знал, но место для остановки Мена выбрал самое неподходящее. Скорее всего, вывернув из-за мыса, Бьерн обнаружил перед собой борт остановившейся расшивы. Оставался выбор — влупиться в борт застрявшего корабля Энунда или притормозить и дождаться, пока разогнавшийся Избор, заскочив за тот же мыс, ткнется в корму снеккара. Варяг предпочел увернуться и от того, и от другого. Навряд ли подобное удалось бы ему дважды.
Варяги и сами это понимали — едва выбравшись из ловушки, они побросали весла, повскакивали со скамей, принялись хлопать друг друга по плечам. Тортлав тут же принялся читать очередную, внезапно сочиненную, вису — до княжича долетал его звонкий голос.
— Рули туда, — подойдя к кормщику, княжич указал на расшиву Энунда.
Корабли встали, почти соприкоснувшись бортами, закрепились веслами. Пока крепились, варяги уже отпраздновали победу, подвели быстрый снеккар с другого борта, уложили весла лопастями на борт расшивы. Разведя руки, будто крылья, Бьерн перебежал по веслам, соскочил на палубу напротив Энунда. Лицо варяга казалось спокойным, раздражение выдавали лишь непривычно резкие движения.
— Ты что творишь? — рявкнул Бьерн. — Что встрял?
Следовать его примеру — перебегать с корабля на корабль по перекинутым над водой тонким весельным рукоятям Избору нужды не было — Энунд напакостил Бьерну, а не княжичу. Поэтому Избор облокотился на борт, принялся наблюдать. Спина варяга закрывала от княжича щуплую фигуру Мены, стоящий за левым плечом Бьерна Слатич и вовсе закрывал половину палубы.
До Избора долетел визгливый голос Мены:
— «Что встрял», мать твою ити? Да ты на это взгляни!
На миг Слатич отступил от своего хевдинга. Избору показалось, что нечто подобное он уже видел — в просвете меж варягами, на палубе, у ног Энунда лежал живой тряпичный куль. Те же распущенные волосы, та же сжавшаяся поза, тот же затравленный взгляд. Только лицо у Айши на сей раз не было перемазано кровью, а одежда, рваная и мятая, оставалась чистой.
— Девка… — недоумевающе фыркнул Латья. Обернулся к отдыхающим у весел гребцам, радостно сообщил: — ЭЙ, Энунда девка испужала!
Послышались редкие смешки. Однако шутку Латьи не поддержали — слишком вымотались, воюя с упрямым судном. Некоторые все же поднялись, поковыляли к борту — взглянуть на невесть как попавшую на судно Энунда девку.
Она уже встала, прижалась спиной к мачте, посверкивая на обступивших ее людей цепким рысьим взором.
— Принялись парус подымать, открыли квартердек[80], а там — она. Свернулась меж мешками со шкурками, головой зарылась в тряпки, хрен разберешь — живая иль мертвая… — объяснял примолкнувшему варягу Энунд, — Сперва шарахнулись от нее, потом, как разглядели, думали за борт выбросить. Скрутили было, так она ж не дается — царапается, кусается. И орет, как выпь ночная: «Бьерна спросите — он меня купил! » Вот, покуда суд да дело, ход и сбросили…
