в ней от прежней? Во что превратил ее урманский находник?
— Тебе что-то нужно, княжич? — прервал его воспоминания текучий голос Айши. Избор замялся. Он и сам не понимал, зачем потревожил девку, — обида отлегла, говорить с Айшей было не о чем.
— Ты слышала, что сказал Бьерн? — чтоб не выглядеть перед девкой глупо, спросил Избор.
Айша кивнула:
— Да. У нас в Приболотье многие знают северный язык. Ты говорил про трусливую ящерицу, и тогда Бьерн сказал, что не успевшая вовремя убежать ящерица обычно теряет свой хвост, а Тортлав ответил, что главное — не оказаться тем самым хвостом, который ты потеряешь.
Стыд опалил щеки княжича, заставил украдкой оглядеться. Похоже, слов девки никто, кроме него, не услышал — двое дружинников рядом спали, укрыв головы от света безрукавками, кормщик что-то напевал себе под нос, спины гребцов сгибались и распрямлялись под громкий голос Латьи.
— Тебя не о том спрашивали, рабыня! — прошипел Избор.
— О чем же? — Девчонка удивилась, склонила голову к плечу, испытующе взглянула на княжича.
Избор не понимал ее. Другая давно бы смирилась со своей участью рабыни и разговаривала с князем так, как подобает рабам, — тихо и униженно, а не повторяла насмешки урман. Или, наоборот, не желая мириться с утратой свободы, целыми днями плакала бы, пыталась броситься в воду, рвала на себе волосы и с ужасом ожидала исполнения своей участи. А эта…
— За твою наглость я могу приказать выбросить тебя за борт, — глядя прямо в лицо девке, произнес Избор. — Ты хоть понимаешь, что я могу сделать с тобой все, что пожелаю? И если урманин Орм захочет, то я отдам тебя ему.
— Я не глухая. — В желто-зеленых глазах промелькнула тень грусти и тут же исчезла. — Я все слышала.
— И не боишься?
— Если бояться того, что будет, то нынче станет страшно, а потом — плохо.
В ее зрачках прыгали солнечные блики, резвились пушистыми мартовскими зайчатами.
— Уж лучше будет только плохо потом, зато не страшно сейчас. Мне хорошо, пока я не боюсь. Мне нравится просто жить… — Она неожиданно побледнела, прижала к груди у горла тонкие пальцы, словно захлебнулась. Повторила, вслушиваясь в собственные слова: — Жить…
Забыв о княжиче, притка растерянно огляделась, отшатнулась от плеснувших с весел брызг, присела, схватила брошенную ленту, принялась скручивать ее в клубок.
Избор покачал головой, отвернулся. Теперь он понимал, в чем дело, — девчонка была блажная. Не то чтоб совсем спятившая, но с придурью — это точно…
Бьерн оказался прав — их поджидали на выходе из Эресунна. Три больших драккара, каждый из которых был никак не меньше Вадимова, вышли из скрытого мысом залива. Тяжелые и мощные, они выстроились в ряд и двинулись прямо на корабли альдожан. Развешанные по бортам щиты отблескивали железными клепами — миром тут не пахло.
На драккаре Вадима, предупреждая об опасности, затрубил рог. Терять выкуп было нельзя, поэтому расшива Энунда повернула и быстро двинулась обратно в пролив, рассчитывая укрыться в скалистых расщелинах, пока остальные будут отбиваться от преследователей. Борт расшивы Энунда проскользнул мимо Избора, мелькнули красные, потные лица гребцов, весельные лопасти, шеломы затаившихся на корме лучников.
— Хей-я! — подгоняя гребцов, надрывался Мена. — Хей! Хей!
Края его корзня раздувались, седые волосы трепал ветер.
— Уходи, князь! — Энунд махнул рукой, призывая Избора развернуть расшиву. — Уходи, без тебя справятся!
Один из вражьих драккаров уже надвигался на корабль Вадима — блестел черными бортами, разъяренная драконья пасть угрожающе скалила железные зубы. Оставшиеся два пошли мимо — направились к расшиве Избора. Было еще не поздно укрыться в проливе.
— Поворачивай! — чувствуя, как пот влажно холодит подмышки, завопил Избор.
— Поворачивай! — вторил ему Латья. Кормщик налег на руль, расшива принялась медленно разворачиваться.
На драккаре Вадима уже принялись за работу лучники — через черный борт на палубу врага полетели стрелы с горящей паклей. Шлепались в воду, шипели, гасли. Несколько воткнулись в парус находника, полотнище заполыхало, испуская в небо черные клубы дыма. Драккар потерял ход, но не остановился.
— Зараза! — сорвавшись на визг, выругался Латья. Избор кинулся к нему, всмотрелся в направление его руки. Из пролива, сзади, на них и расшиву Энунда выходили те самые, ранее встреченные, два маленьких драккара. Даны все рассчитали верно: в случае нападения расшивы постараются укрыться в скалах, и два боевых корабля легко перекроют им путь. В расчет не входил лишь снеккар Бьерна, очутившийся позади обеих расшив. Вернее, Энунд уже поравнялся с ним, однако, заметив врага, остановился, давая Бьерну возможность первым вступить в битву.
«Главное не стать тем самым хвостом, который он потеряет», — вспомнилась княжичу шутка Тортлава. Урмане шутили, а потом, предчувствуя беду, все же остались позади — тем, обреченным на гибель, хвостом.
— Надо идти к Вадиму, — посоветовал Латья. — Пробовать прорваться.
Послюнил палец, поднял вверх:
— Ветер нам помогает — не им. Если проскочим — можем уйти.
Он не упрекал, будто и не было глупого княжьего решения, загнавшего их всех в ловушку. Просто думал, как из нее выбраться.
— А Энунд?
— Если Бьерн справится — Энунд уйдет в пролив. Там спрячется. Потом сыщем друг друга.
Избор взглянул на снеккар Бьерна. Там не замедлили ход, наоборот, разгонялись навстречу врагу. Готовили крючья. Даны двигались узко, Бьерн надеялся влезть меж ними и сцепить крючьями с собой, чтоб расшива Энунда могла беспрепятственно улизнуть под защиту скал. Мало кто шел на смерть так бесстрашно, как ватага Бьерна.
— Идем к Вадиму, — решился Избор. — Готовься к бою!
Загромыхали весла, качнулась палуба, люди кинулись разбирать оружие, натягивать кольчуги. Избор выудил из сундука длинную и тонкую, еще отцовскую, нагрудную кольчужку, натянул подшлемник, сверху нацепил закрывающий переносье островерхий шлем. Когда-то отец взял этот шлем в землях эстов, привез и подарил еще маленькому сыну…
Меч выскользнул из тряпичной обертки, топор оттянул пояс. Топоча и громыхая доспехами, на нос расшивы пробежали лучники, присели за бортами, приладили меж досок свое оружие. Худой и верткий Нарым с факелом в руках встал меж ними — поджигать обмотку первых стрел.
Датский драккар уже сцепился бортами с лодьей Вадима. Слышались крики, мелькало оружие, в воду падали люди, с обоих кораблей тянулись струи дыма.
Позади донесся дружный вой — ватага Бьерна сошлась с врагом. Избор оглянулся. Снеккар удивительно ловко влез меж бортами двух датских кораблей, зацепил их крюками, и теперь три судна единой громадой раскачивались посреди пролива. С обоих драккаров на корабль Бьерна прыгали даны. Размахивали мечами и топорами, кто-то перебросил бочонок с горящей паклей. Продолжая завывать, ватажники Бьерна плечо к плечу, почти вкруговую, скучились возле мачты. Ощерились оружием.
Из плотной гурьбы выскочил Фарлав — Избор признал его льняные волосы и зеленую рубаху, схватил полыхающий бочонок. В грудь урманину впилось сразу с десяток стрел. Сбоку подступил дан, замахнулся тяжелым молотом. В затылок дана вонзился брошенный из ощерившейся ватаги пернач[90], Фарлав изогнулся всем телом, поднял бочонок над головой, швырнул на борт датского драккара и сам рухнул на убитого дана. Вой вдруг стих, и в нежданно наступившем затишье круг урман рассыпался, блестя мелькающими лезвиями. Каждый из ватажников шел в свою сторону, расчищая себе путь и оставляя позади корчащиеся тела данов. Те подобной сноровки от неприметных защитников снеккара не ждали и, похоже, уже были не против удрать, однако крючья намертво скрепили три корабля. Пользуясь этим, мимо них величественно прошла расшива Энунда, завернула за скальный мыс, скрылась из виду.
