Не
Было бы несправедливо упрекать Цицерона в неспособности предвидеть наступавшие события. Еще из Брундизия он пишет Тирону, который наконец выздоровел и готов отплыть в Италию: «Боюсь, что сразу после январских календ в Риме начнется великая смута. В любом положении постараемся умерять свои страсти».
Мысли Цицерона заняты повседневными делами, по душа остается во власти дурных предчувствий.
В Брундизии начинался последний участок пути и кончался уже в Риме. Проконсул ехал в сопровождении солидной свиты, в нее входили и ликторы — они необходимы для триумфа, но пока что мешают и утомляют. Поначалу кортеж двигался довольно быстро. В один из последних дней ноября выехали из Брундизия и уже б декабря оказались в Эклане на Ашшевой дороге, неподалеку от Беневента. Как и по пути на Восток, Цицерон сворачивает здесь к Требуле и останавливается на вилле Луция Понция. Там проводит весь день 9 декабря и уже на следующий прибывает на свою виллу в Помпеях. Здесь состоялся разговор с Помпеем; полководец проводит дни в Кампании — вследствие болезни, как он уверяет, но скорее стремясь подольше пожить вдали от Рима, чтобы не оказаться втянутым в политические интриги и лишенным столь необходимой ему сейчас свободы. Будущее представляется Помпею в мрачном свете. С Цезарем, по его мнению, договориться невозможно, война неизбежна. Неужели Цезарь, размышляет Цицерон, находясь на вершине славы, осыпанный дарами Судьбы, окажется настолько безумен, что развяжет гражданскую войну? Цицерону очень хочется сказать — нет, Цезарь этого не сделает, но он понимает сам, сколь ничтожна его надежда. Двумя днями раньше, в письме Аттику из Требулы, то есть до разговора с Помпеем, Цицерон с предельной ясностью описал расстановку сил: речь идет лишь о том, кто именно захватит власть, Цезарь или Помпей. Помпей ни в грош не ставит интересы государства. Недаром он закрывал глаза на все беззакония, которые Цезарь творил в пору своего консульства, недаром добился явно противозаконного продления полномочий Цезаря в Галлии. И все-таки придется, по-видимому, принять его сторону, но прежде надо постараться сделать все, чтобы сохранить мир, надо добивать-тя от Помпея мудрой осторожности. Такой позиции Цицерон придерживался на протяжении всех следующих месяцев, когда разразилась и бушевала гражданская война.
Из Помпей Цицерон едет в Формии и вместе со всей свитой ночует у себя на вилле. Цицерон, как мы помним, любил всякого рода совпадения дат, и в Рим он собирается въехать 3 января — в день своего рождения. Но вскоре меняет решение: 2 января — Компиталии, праздник ларов перекрестка; явиться в такой день на Альбанскую виллу Помпея значило бы стеснить его слуг и рабов, нарушить их веселый праздник. Он будет здесь лишь третьего числа, тем самым в Риме — четвертого. До всего этого, 25 декабря, состоялся еще один долгий разговор с Помпеем, который присоединился к Цицерону по пути. Теперь уже и Цицерон не надеется избежать войны. На этот раз Помпей перечисляет все беззакония, совершенные Цезарем во время консульства. Что же будет, если он добьется второго консульства? И больше всего старый полководец опасается уступок, как он выражается, «притворного мира». Цицерону остается единственная надежда: если разразится война, войска сената не смогут удержать Рим; город придется оставить, тогда ненависть народа, бесспорно, обратится против врагов Цезаря — неужели Помпей решится на это? Снова и снова Цицерон обдумывает положение, рассматривает все возможные решения, это мучает его, как он пишет, ночи и дни. Мучает и еще одно — долг Цезарю, оратор рассчитывал вернуть его еще в прошлом году, но так и не смог, погасить долг можно только из денег, отложенных на триумф. А можно ли оставаться должником человека, который не сегодня завтра станет политическим противником или, еще хуже, врагом государства?
Цицерон приблизился к воротам Рима, как и рассчитывал, 4 января. Граждане толпою вышли ему навстречу, но он не переступил границу Города. Не имеет он права также присутствовать в собрании сената, и не был в зале заседаний 7 января, когда отцы-сенаторы приняли решения, направленные против Цезаря, ставшие причиной гражданской войны. Ему рассказали, что два народных трибуна, Антоний и Квинт Кассий, к ним присоединился еще Курион — покинули курию и уехали к Цезарю. Сенат проголосовал за декрет о чрезвычайном положении. В соответствии с декретом на защиту сената должны выступить все магистраты, обладающие империем: пока Цицерон не вступил в столицу, декрет полностью относится и к нему. Италия была поделена на военные округа. Цицерон принял под свое командование Капуанский. Здесь он и оставался все время, пока разворачивались первые эпизоды гражданской войны.
Глава XV
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
Цицерон за пределами столицы ждет ответа на ходатайство о триумфе. Рим охвачен волнением. Консул Лентул отнесся к просьбе Цицерона благосклонно и обещал вынести ее на обсуждение сената, как только будут улажены самые срочные дела. Триумф Цицерона в число таковых явно не входит. Цезарь перешел Рубикон — вступил на истинно италийскую землю. Он занимает Аримин, затем Пизавр и по побережью Адриатики неудержимо приближается к Риму. Города один за другим открывают перед ним ворота. Что еще им остается делать? Победоносные легионы, галльские и германские конники внушают ужас. Другая колонна под командованием Антония переваливает Апеннины, захватывает Арреций. 13 января пал Фанум Фортуны, теперь в руках Цезаря оба пути на Рим — из Этрурии через Арреции и по Фламиниевой дороге из Фанума. Рим неминуемо попадает в кольцо.
И все-таки, несмотря ни на что, Цицерон пытается остановить войну. Еще не было ни одного сражения, значит, все еще поправимо. Глубокой ночью появляется в ставке Цицерона Целий; он решил присоединиться к Цезарю, он заклинает Цицерона ехать с ним. Цицерон отказывается. Целию он дает письмо, где предлагает Цезарю посредничество в переговорах с Помпеем. Кроме того, Цицерон заявил во всеуслышание, что готов на жертву — ради восстановления гражданского мира он откажется от триумфа и войдет в триумф Цезаря.
17 января Помпей, назначенный главнокомандующим сенатской армией, понял, что Рим защитить нельзя. Он отступает в Кампанию, где стоят те два легиона, что под предлогом предстоящей войны с парфянами «одолжил» он у Цезаря. 18 января на заре Цицерон решает следовать за Помпеем. Он тоже движется на юг. Он вынужден выступать в предутренней мгле — ведь за ним шагают ликторы с фасцами, увитыми лаврами, а это в его положении просто смешно. Магистраты и сенаторы начинают съезжаться в Капую; не желая смешиваться с этой толпой, Цицерон уезжает на свою виллу в Формиях, где к тому же удобнее разместить людей свиты. Предлог нашелся легко: в Кампании ему поручено не только набрать легионеров из размещенных здесь еще со времен консульства Цезаря ветеранов Помпея, но также и охранять побережье, не допустить высадки врага. Формии гораздо ближе к морю, чем Капуя, и выполнять поручение отсюда проще. Но есть и другая причина: Цицерон все дальше отходит от партии, которую уже начинают именовать помпеянской, и в то же время избегает вступать в тесные контакты с людьми из окружения Цезаря. Чем дальше, тем яснее осознает он, что должен создать свою партию — «добропорядочных людей», boni. Кто такие boni? Как видно из «Переписки», boni — люди, которые ставят превыше всего интересы государства, руководствуются только законами, boni не стремятся сводить старые счеты, как сторонники Помпея, не рвутся, как цезарианцы, поправить свое состояние, растраченное в пирах и наслаждениях или на подкуп избирателей. «Добропорядочный человек», bonus, стоит твердо среди разгула страстей и полагается лишь на самого себя.
Туллия и Теренция, а также Помпония остались в Риме. 29 января они все еще в городе к вящему неудовольствию Цицерона; в этот день оратор жалуется Аттику: все матроны уже покинули Рим, кто-то может подумать, будто его жена и дочь дожидаются вступления Цезаря в город и рассчитывают на покровительство Долабеллы, который с самого начала присоединился к наступающим войскам; кому-то покажется, будто Цицерон ведет двойную игру, и тогда в совершенно ложном свете предстанет его
