каким он никогда не видел его прежде. Бью не мог понять, отчего это.
— Я не надеюсь на многое, — сказал он. Бью сложил руки на груди и опустился на одно колено, довольный произведенным эффектом. — Это совсем не в моих правилах.
Кейт печально кивнула, снова смерив его своим загадочным взглядом. Она повернулась и вышла наружу, когда Бью сделал движение в ее сторону. Подойдя к двери, он остановился и стал наблюдать, как она шла к своей черной кобыле. Ему нравился широкий шаг ее длинных полных ног и легкое вращательное движение таза, ритмичное поднимание и опускание полных бедер. Он видел ее гордо расправленные плечи, что делало ее еще более привлекательной. Женские бедра всегда особенно очаровывали его, и он удивлялся, отчего это. Возможно, оттого, полагал он, что они двигались, как-то неуловимо скользя. Он почувствовал разочарование, когда Кейт села на лошадь, но продолжал наблюдать за ней, пока она не скрылась в пыли. Он понял, что опять будет думать о ней всю ночь.
Бью неохотно вернулся в лачугу и неожиданно решил больше не пить. Он запер дверь снаружи и пошел быстрым шагом к воде. До корабля было далеко, и он поплыл медленными, размеренными гребками. Бью плыл долго и, поднимаясь на борт «Золотой Леди», надеялся, что Ол'Пендин не будет слишком возмущаться.
Глава 11
Кейт стояла у окна своей комнаты, задумчиво глядя на маленькую лачугу, где она недавно виделась с Бью, и ждала его прихода. Вдали, за лачугой, за грядой невысоких скал раскинулась гладкая поверхность пролива Св. Георга с серебристо-серой дымкой еще не рассеявшегося ночного тумана. Зубчатая линия скал, все выступы, впадины, изгибы и лощины простирались на юг и заканчивались высоким отвесным утесом, на котором располагалась гостиница. Склоны, обращенные к проливу, светились белизной. Море, рыжевато-коричневое у берега, но исключительно чистое и голубое вдали, с прямой солнечной дорожкой, пересекающей его, сверкало блестками и светилось, как чешуя скумбрии.
Был необычайно теплый день для этого времени года, что предвещало неминуемый шторм. На побережье земля была усеяна плоскими камнями и частично распахана. Выше виднелась узкая полоса дерна, усыпанная раскрывшимися улитками и их раковинами. В общем, решила Кейт, это довольно мрачное, иссеченное ветрами место, где никогда не будет выгодно заниматься земледелием. Вместо обычных изгородей обрабатываемые полоски земли были разделены стенками из камней, сложенными без раствора. За одной из таких стенок, местами развалившейся, но удерживаемой разросшимся плющом и кустами ежевики, Кейт заметила мальчика и девочку, лежащих вместе. Она улыбнулась, вспомнив свои первые опыты в любви.
Все утро с юго-запада дул свежий ветер, и теперь он усилился до штормового. Взглянув на Ла-Манш, Кейт увидела, что небо заволокло тучами и длинная гряда скал теперь стала серой с оранжево- коричневыми пятнами на склонах и темными полосками водорослей у основания, поскольку начался отлив. Над водой сгустилась мгла, возникшая из-за тумана и водяной пыли, гонимой ветром, и сквозь все это Кейт увидела огромные черно-белые валы, поднимавшиеся над Певерил-Пойнт. На вершинах утесов на всех выступах скопилось множество морских птиц, которые сидели съежившись и выглядели издалека белоснежными полосками. Они знали, что им грозило, если держаться особняком.
Это было грустное зрелище, и на сердце у Кейт тоже стало грустно. Ветер сменил направление на один-два румба южнее, направляя волны прямо на утес, так что брызги стали долетать до мелководья.
Начался проливной дождь, заставивший Кейт закрыть окно. В ожидании Бью она снова решила прочитать текст на клочке пергамента, хотя знала его полностью слово в слово.
Когда вошел Бью, на нем была зюйдвестка, с которой стекала вода.
— Храни нас Господь, дует страшный ветер, — сказал он.
— Храни Господь все несчастные души на море, — сказала Кейт, подняв голову.
— Аминь, — добавил Бью. — Море так разволновалось, что может поднять шхуну и вынести на берег. — Он подошел к камину, где ярко пылали, дрова. — О, — сказал он, — я продрог до мозга костей от сырости и холода и чуть не умер от этого проклятого ветра. Огонь — это благословленная вещь. — Он расстегнул свой бушлат. — И самая желанная сейчас.
Они сели, съежившись в углу у огня, красноватые отблески которого мерцали на потолке и отбрасывали тени на красивые, тонкие черты лица Бью. От его сохнущей одежды поднимался пар. Бью вытащил из кармана большую флягу с оплеткой и протянул ее Кейт. Она взяла ее и отпила не так уж мало, поскольку всегда умела хорошо пить. Затем протянула ему. Он поднес флягу к своим губам, опрокинул ее и сделал большой глоток, удовлетворенно выдохнув.
— О, довольно крепкое. Согревает душу. — Он закрутил пробку и поставил фляжку перед ней. — Итак, Кейт, зачем ты вытащила меня в такую погоду? Боюсь, на это нет достаточных причин, но я все равно послушаю.
Кейт улыбнулась про себя этой подразумеваемой лести, однако ничего не сказала. Она молчала довольно долго, наморщив лоб, и Бью подумал, что она решила изменить свое намерение. Он заговорил первым:
— Кейт, передай мне флягу. С ней я могу выслушать всех несчастных, когда-либо тонувших в море.
С этими словами он сделал еще один большой глоток и подбросил полено в огонь. Затем, когда вспыхнуло пламя и стало светлее, он увидел клочок пергамента, лежащий у ног Кейт. Он протянул руку, чтобы поднять его. Кейт решила, по возможности, не показывать ему пергамент, поскольку не хотела рассказывать, как добыла его. Однако попытка остановить Бью только возбудит его любопытство, поэтому она ничего не сказала.
— Что это, Кейт? — спросил он.
— Всего лишь библейские стихи, — ответила она, — которые попали ко мне когда-то давно.
На мгновение Кейт испугалась, что он может спросить, где она достала их, но Бью только посмеялся над ее вновь обретенной религиозностью. От тепла пламени пергамент немного свернулся. Он разгладил его и прочитал при свете камина.
— Хороший почерк, — сказал он, — и стихи неплохие. Но тот, кто писал это, наверное, был плохим учеником, потому что неправильно указал номера псалмов. Смотри, «Дни нашего века сочтены — всего шестьдесят, семьдесят лет. И хотя люди могут быть крепкими, еще имея силы трудиться и в восемьдесят лет, они горюют, что все скоро кончится и придет смерть. Псалом ХС;21». Так вот, мальчиком я читал этот псалом сотни раз, стих за стихом. Я твердо знаю, что в нем нет двадцати стихов, а этот стих следует десятым, хотя он обозначен здесь двадцать первым!
— Что ты говоришь! — воскликнула Кейт. — Неужели это правда?
Она говорила, обращаясь скорее к самой себе, чем к Бью.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
— Так именно за этим ты позвала меня сюда?
Кейт больше не колебалась и тотчас начала рассказывать ему, что произошло и как она сначала подумала, что это просто стихи в утешение покойному, но затем пришла к мысли, нет ли тайного смысла в них. Она попыталась разгадать его, однако вскоре начала подозревать, что в стихах ничего нет.
— Не это ли ты собиралась рассказать мне в тот день на берегу? — спросил Бью.
Кейт кивнула.
Бью слушал ее с нетерпением, в большей степени проявляя интерес к концу рассказа. Затем снова взял в руки пергамент и внимательно прочитал его.
— Думаю, ты права, — сказал он наконец. — Зачем надо было ставить неверные номера на всех стихах, если в этом нет какого-то тайного смысла? Если бы был один или два неверных номера, я бы сказал, что священник, переписывавший стихи, просто ошибся. Пасторы, как правило, не очень внимательные люди и часто допускают ошибки, но если все номера неправильные, это уже не может быть просто ошибкой. Есть ли у тебя в гостинице молитвенник? Мы можем проверить наше предположение.
Кейт встала, не говоря ни слова, и подошла к выдвижному ящику своего туалетного столика. Затем
