семейства Уэстмор вместе с этим хулиганом Спенсером!
Только она уже давно не девушка, а Броуди больше не хулиган.
Он хорош внешне, уверен в себе и многого успел добиться в этой жизни.
То, что он взвалил на себя груз ответственности за детей погибшего брата, вызывало безмерное уважение.
А кроме того, положа руку на сердце, Кендра вынуждена была признаться себе, что он просто очень и очень нравится ей.
Таким, каким он стал.
Хотя где-то в глубине души ей было жаль того нахального сорванца, который гонял в черной кожаной куртке как сумасшедший по всему городу на своем ревущем «Харлей-Дэвидсоне»!
— Сначала я не поверил своим ушам. А теперь не верю глазам! — воскликнул доктор Джемисон. — Кендра Уэстмор сидит с детьми Броуди, пока тот отсутствует! — Он посмотрел на Кендру поверх очков, вешая мокрое от дождя пальто на вешалку. — Старик Эдвард перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его внучка водит дружбу с кем-то из Спенсеров!
— Ну и пусть переворачивается! — легкомысленно заметила Кендра и повела его к лестнице.
Доктора она не видела со дня похорон дедушки, и у них не было случая поговорить на эту тему с глазу на глаз… что, впрочем, ее устраивало. Этот человек слишком много о ней знал — теперь, когда умер дедушка, больше, чем кто-либо на свете.
В его обществе ей было… неловко.
Пока он разбирался с простуженными подружками, Кендра пыталась понять, как ей себя вести.
Доктор остановился у постели Джоди, куда, невзирая на протесты матери, забралась и Меган.
— Вы как попугаи-неразлучники! Даже болеете под одним одеялом! Одноклассницы?
— Ага, — просипела Джоди. — И еще ровесницы. Меган немного старше меня. У меня день рождения только в декабре, а у Меган — восьмого октября.
Кендра замерла, уцепившись за дверной косяк.
Понял ли доктор, что следовало из слов Джоди?
Она молча, изо всех сил молилась, чтобы он не понял.
Он уже далеко не молод: ему, должно быть, лет шестьдесят пять. И память у него, конечно, не такая хорошая, как раньше. В отчаянии уставившись на него, она гадала, удивили ли его слова Джоди.
Но его лицо оставалось непроницаемым.
Она поблагодарила его за визит, подала ему пальто и открыла дверь.
— Спасибо, что пришли, доктор. Я сделаю все, чтобы девочки пошли на поправку.
— И сами поберегитесь. Это очень неприятный вирус, могут быть осложнения. На неделю назначаю им домашний режим. Не стесняйтесь, звоните в любое время.
— Обязательно.
Уходите, молча приказала она ему. Пожалуйста, уходите.
Подойдя к крыльцу, он повернулся.
— Кендра! — Он положил руку ей на плечо и посмотрел на нее прямым, пронизывающим взглядом. — Вы ведь недоносили свою дочь?
Кендра тупо замотала головой, в глазах защипало от готовых вот-вот пролиться слез.
— Я так и подумал, — устало произнес он. — Дорогуша, я работаю врачом уже сорок лет, и за все это время мне ни разу не попадалась пациентка, чья беременность длилась бы двенадцать месяцев. Я уверен, у вас есть веская причина лгать относительно возраста Меган, но в один прекрасный день вам придется рассказать ей правду. А пока я буду хранить вашу тайну. Если вам захочется со мной поговорить, вы знаете, где находится мой офис. Там же, где были восемь лет назад, когда приходили ко мне в Сочельник.
Когда он ушел, Кенни вернулась в гостиную и подошла к окну. Поднялся сильный ветер, и дождь забил в оконные стекла. Стекла задрожали.
Как и она сама.
Прошлое нахлынуло на нее, и боль сжала ей сердце, когда она вспомнила свой визит к доктору Джемисону. Надо же, какая у него оказалась память! Наверное, это профессиональное. Ей не забыть тот визит в его клинику! Именно тогда вдребезги разлетелись ее девичьи мечты и навсегда изменилась жизнь.
Приехав в «Роузмаунт» на Рождество, она решила, что пора обратиться к врачу. У нее была довольно длительная задержка, но сперва она приписала это несчастному случаю, потом — стрессу от первого семестра в университете. Последние несколько недель ей сильно нездоровилось, поэтому она и обратилась к доктору Джемисону. Это было единственное место, куда она могла обратиться вечером двадцать четвертого декабря.
Его приемную она покинула в шоковом состоянии. Но шок быстро сменился страхом. Ей придется рассказать дедушке. И нет смысла откладывать, он ведь все равно рано или поздно узнает. Заплетающейся походкой она шла из клиники, ничего не видя вокруг себя.
Дед начал кричать, что она опозорила честь семьи… и требовать, чтобы она назвала имя отца ребенка.
Она, рыдая, призналась, что не может это сделать.
Гнев исказил его холеное, породистое лицо. Скандал кончился тем, что он указал ей на дверь.
Кенни молча повиновалась.
Ничего этого не случилось бы, если бы она в конце сентября не поехала вместе с Эшли на каникулы в Сиэтл.
«Блэк бэте», ее любимая рок-группа, давала благотворительный концерт в Меривейл-парк, за Сиэтлом. Кузина Кенни, Эшли, работала в городе и снимала там квартиру. Поэтому, когда она позвонила и сказала, что достала два билета на субботний концерт, Кендра с восторгом приняла предложение.
Эшли не была ее кузиной в полном смысле слова, она принадлежала к отдаленной ветви семьи Уэстмор. Дедушка Кенни порвал с ними все отношения, когда отец и мать Эшли прошли через скандальный развод. Эшли в ту пору было тринадцать лет, Кенни — одиннадцать. Но втайне от дедушки девочки продолжали дружить. Эшли ушла из школы в шестнадцать лет и поступила на работу в салон красоты в Сиэтле. Кенни в семнадцать с отличием окончила школу в Лейквью, поступила в университет Британской Колумбии и жила в общежитии.
Концерт должен был состояться в субботу днем.
Кенни приехала на автобусе из Ванкувера в Сиэтл накануне вечером. На следующий день девушки сели в красную «проубу» Эшли и отправились в Меривейл-парк. Было жарко, вовсю светило солнце, и на огромном, заросшем травой поле уже собралось бесчисленное количество народу.
Сотрудник стоянки указал Эшли место под раскидистой ивой недалеко от ворот, на которых висела табличка «Выход № 4». Когда девушки вышли из «проубы», Эшли сказала:
— Если мы вдруг потеряемся в толпе, то давай договоримся после концерта встретиться здесь, у выхода, вот на этом самом месте. Хорошенько осмотрись, Кенни.
Кенни огляделась. Она заметила огромную иву и громадную сцену в дальнем углу поля. И до сих пор помнит, как сказала себе: «Около выхода № 4. Под высокой ивой. Под прямым углом к сцене».
Она действительно «хорошенько» все запомнила.
Больше она об этом дне не помнила ничего.
На следующее утро она очнулась в больнице. У нее была травма бедра и сильное сотрясение мозга. Эшли сидела у постели с осунувшимся, серым лицом.
— Кенни! — Эшли схватила ее за руку, когда заметила, что девушка открыла глаза. — Слава Богу, ты пришла в себя! Как ты себя чувствуешь?
— Эшли? — Кенни была ошеломлена, голос ее звучал хрипло. — Что… что произошло?
— Ты в госпитале, Кенни. Мы попали в аварию, возвращаясь после концерта. Я в этом не виновата, — поспешила добавить она. — У старика случился сердечный приступ, и он врезался в светофор. С тех пор ты была без сознания. Кенни… — взгляд Эшли был уклончив, — я знаю, что поступила гадко, уйдя с Гэвином и
