неосторожен он был, не подозревая, что каждое его слово ловится и толкуется особым образом: некто невидимый и неслышимый, проявив рвение, взялся за дело, и как взялся! Уже и признания налицо.
Секретарь тем временем связался с министром обороны и передал слова президента. В трубке воцарилась такая глубокая тишина, что Хусеми подумал было, что связь прервалась, но тут Бахир наконец заговорил:
– Вряд ли уже можно что-либо изменить.
– Но почему?
– Преступники сознались в содеянном…
– Да. Я слушаю.
Хусеми все еще не понимал, какое отношение имеет это к распоряжению президента.
– …Состоялся суд…
Бахир тянул, будто слова давались ему с огромным трудом.
– …Который и приговорил государственных преступников…
Хусеми стало жутко от мысли, что сейчас придется идти и докладывать об этом президенту. Не сдержавшись, он выкрикнул в трубку:
– Но они еще живы?
– Расстреляны по приговору суда. Сегодня утром.
– Я доложу президенту! – произнес Хусеми, ощущая холод в пояснице, и швырнул трубку на рычаг.
Он сидел без движения, наверное, целую минуту, пока не решил, что промедление ничего не изменит. В конце концов не он виноват в происшедшем, пусть полковник Бахир сам отвечает за превышение власти.
Хомутов, когда он вошел, поднял голову и взглянул вопросительно. Хусеми с порога сказал:
– Заговорщики расстреляны сегодня утром! – и увидел, как пошло багровыми пятнами лицо президента.
– Кто распорядился? – спросил Хомутов почти беззвучно. Сейчас он был страшен.
Хусеми хотел сказать: «Полковник Бахир!», но спохватился и произнес, прикрыв глаза:
– По приговору суда, товарищ президент.
Он не ошибся, предполагая, что сейчас случится нечто ужасное. Хомутов, потеряв власть над собой, заорал, брызгая слюной:
– Шакалы! Я сотру их в пыль! Дети их детей будут молить о пощаде, но никто не уйдет от кары!
Он не уточнял, кого имеет в виду, но от этого его слова звучали еще более жутко. Хусеми готов был исчезнуть, раствориться в воздухе, сгинуть, но не смел.
– Лизоблюды! – бесновался президент. – Из-за пустого слова готовы любого скормить червям!
Хомутов еще и потому дал себе волю, что чувствовал свою вину. Это он, он и никто другой, был во всем виноват. Исполнители только доделали – но какой с них за это спрос!
– В Хедар! – крикнул Хомутов. – Немедленно возвращаемся!
Он швырнул папку в угол комнаты, белоснежные листы взвились, запорхали в воздухе. Хусеми вытянулся еще больше и отчеканил:
– Я распоряжусь подготовить президентский вертолет! – и опрометью выскочил, воспользовавшись подвернувшейся возможностью перевести дух.
В Хедаре тем временем стремительно разворачивались события. Полковник Бахир позвонил начальнику тюрьмы, а тот, в свою очередь, вызвал пятерых из взвода охраны, к которым питал наибольшее доверие, и держал их под рукой в приемной, пока министр не явился собственной персоной. Он был возбужден и мрачен, помахал перед носом тюремного начальника каким-то листком, и заявил:
– Все арестованные приговорены к смерти! Приговор привести в исполнение немедленно!
– Люди готовы.
– Приступайте! Даю вам полчаса на все.
Обреченных на смерть по одному выводили из камер и приканчивали выстрелом в затылок в подвале тюрьмы. Из-за спешки конвоиров не хватало, но Бахир запретил привлекать к участию в казни лишних людей. Через сорок минут, войдя в кабинет, начальник тюрьмы доложил:
– Исполнено, товарищ министр!
– Сколько человек участвовало в акции? – односложно спросил министр.
– Пятеро.
– Срочно отправить!
– Прошу прощения, товарищ министр, не понял?
– Отправить их куда угодно – в отпуск, в карцер, уволить со службы, но чтобы в ближайшую неделю они здесь не появлялись.
Начальник тюрьмы шагнул к двери, но министр остановил его властным жестом.
– И еще. Если будет задан вопрос, ответишь – заговорщики казнены на рассвете.
Тюремный чин смотрел тупо, не разумея. Тогда министр пошел в открытую:
– Товарищ Фархад может спросить. И ему скажешь: все сделано утром.
Оставшись один, Бахир потер виски, поморщился – нескладно получилось, едва успел ошибку исправить. И как он эту ловушку раньше не разглядел? Фархад попытался его подставить, выразив вслух недовольство деятельностью Революционного совета, а едва колесо закрутилось – спохватился и якобы дал задний ход. Хитер и подл Фархад, но теперь ничего не выйдет, мервые заговорщики своих показаний назад не возьмут, и полковника Бахира не удастся выставить злодеем. Он всего лишь солдат, исполняющий свой долг.
Бахир уже совершенно успокоился и был готов к встрече.
Когда президент прибыл и военный министр вышел ему навстречу, во взгляде его читалась глубокая преданность и достоинство, как и подобало честному солдату.
– Как посмели? – спросил, чернея лицом, Хомутов.
– Промедление в таких случаях, товарищ президент… И хотя преступная сеть практически полностью раскрыта…
– Кто позволил? – оборвал министра Хомутов.
– На основании приговора суда.
– А на чем основан приговор?
– На материалах дела, – Бахир указал на стопку наспех подобранных папок, громоздящихся на столе.
– Значит – всех… – Хомутов встретился взглядом с полковником, и сердце его стиснул спазм.
– Хотите взглянуть? – предложил министр.
Следовало отказаться, но не было сил противиться. Хомутов каменно промолчал, и это молчание Бахир расценил как согласие и направился к дверям.
Он шел чуть впереди, и Хомутов вспомнил Гареева – тот точно так же спускался в подвал, где должны были расстрелять какого-то джебрайца. «Я боюсь его», – сказал про себя Хомутов, но продолжал следовать за полковником покорно, как приговоренный. Спустились в подвал. Бахир отпер одну из дверей, и Хомутов, еще не переступив порога, увидел трупы – они были уложены в ряд вдоль противоположной стены. Первое, что бросилось Хомутову в глаза, – босые ступни мертвецов. Он отвернулся, и Бахир, поняв, что президент не собирается входить, перевел дух и буднично проговорил:
– С врагами надо расправляться без малейшей жалости.
Хомутов вздрогнул.
75
Абдул и Амира завтракали вдвоем, сидя по разные стороны широкого стола, уставленного блюдами. Амира хмуро поигрывала вилкой, не поднимая глаз, будто была одна в просторной столовой. Ее молчание было тяжелым, давило, Абдул это физически ощущал. Он попытался разрушить ненавистную тишину:
– Ищейки, наверное, с ног сбились, разыскивая нас. Неделя прошла – Фархад рвет и мечет.
Амира никак не реагировала на его слова.
– Скоро все уляжется, – продолжал он, – и мы уйдем отсюда. Я надеюсь, что…
Неожиданно он оборвал фразу на полуслове и отшвырнул от себя тарелку.
