стоял напротив, в трех шагах, и с нескрываемым интересом наблюдал за происходящим. В его глазах не было злобы. Только холодная решимость. С такой решимостью убивают.
Корнеев сделал попытку подняться, но не успел – Захаров откуда-то из-за спины выдернул пистолет и сказал, не повышая голоса и словно бы даже с насмешкой:
– Ну что, попался, сыщик?
И Корнеев понял, что жить ему осталось совсем недолго.
Глава 50
Целлофановый пакетик в руках казался теперь нелепицей. Корнеев отбросил его в сторону, даже не опасаясь, что слишком резкое движение может стоить ему жизни. Ему теперь было все равно.
– Вычислил, да? – спросил он беззлобно.
– Я не вычислял тебя. Потому что с самого начала знал, что тебя заслали.
– Знал? – удивился Корнеев.
Еще бы не удивляться: знал – и тем не менее оставил в живых.
– Знал, конечно. Это Молотов придумал – подержать тебя под присмотром, но на безопасном расстоянии. Чтоб не мешал.
Так и было, понял Корнеев. Он и сам что-то подобное подозревал.
– Так ты чей?
– Ничей! – огрызнулся Корнеев.
– Ты зря грубишь.
– А ты зря вежливость проявляешь.
– Это ненадолго, – пообещал Захаров. – Вот только насчет кое-чего ты меня просветишь, и мы расстанемся.
– Нам в разные стороны, да?
– Да. Мне в Москву, тебе на тот свет.
Корнеев, все еще стоявший на коленях, сел на пол. При этом Захаров предусмотрительно переместил руку с пистолетом.
– Унизительно стоять на коленях, – пояснил Корнеев. – Я так не привык.
– Это ты у нас мало поработал. Я бы тебя научил.
– Ты грозный, – поддакнул с усмешкой Корнеев.
Захаров пропустил шпильку мимо ушей.
– Мне нужно знать, – сказал он, – кто нами так плотно занялся.
– Очень плотно? – уточнил Корнеев.
– Излишне плотно. Одного за другим наших мочат, не успеваем хоронить.
– Кремация, – подсказал Корнеев. – Дешевле и хлопот меньше.
– У тебя веселое настроение, – определил Захаров.
– По-твоему, у меня есть повод печалиться?
И опять Захаров сделал вид, будто не заметил иронии.
– Так я повторю вопрос, – сказал он.
– Не надо, я помню.
– Тогда отвечай.
– Не могу.
– Почему?
– Я же говорил тебе – подписка о неразглашении. Я не шутил, Паша. Ничего не могу тебе сказать. Страшный секрет. Единственное, что могу сообщить, – вас раздавят. Ты просто не представляешь себе, кто вами занимается.
По лицу Захарова пробежала тень. Он и сам, похоже, знал, что их раздавят.
– Ты не за тех взялся играть, Паш. С заведомыми неудачниками лучше не связываться. На кого ты поставил? На Молотова? Он идиот. Ты это понимаешь? Он же тяп-ляп все делает. Его завалят, и очень скоро, ты уж мне поверь.
– О нем не пекись, – посоветовал Захаров. – У тебя сейчас свои проблемы.
Корнеев покачал головой.
– Ты что, убить меня собрался? – спросил он таким тоном, будто не верил в правдоподобность собственного предположения. – И рука при этом не дрогнет?
Вместо ответа Захаров поднял руку с пистолетом. Зрачок ствола смотрел Корнееву прямо в глаза. Жуткое и невыносимое зрелище. Корнеев опустил голову. И увидел, что у Захарова четыре ноги. Две передние обуты в черные лакированные туфли, а две задние – тоже в туфли, но коричневой кожи. Корнеев этому обстоятельству немало удивился, и целая секунда прошла, прежде чем он понял, что у Захарова не четыре ноги, просто позади него кто-то стоит. Неслышно подошел и встал за спиной.
– Оружие брось, – негромко произнес напряженный мужской голос.
Захарову очень не хотелось этого делать, но он почему-то подчинился и положил оружие перед собой на пол. И когда он наклонился, Корнеев увидел стоящего за ним человека – Тихомиров. Боря, бледный как полотно, стволом своего пистолета упирался Захарову в спину. Вот почему тот оказался таким покладистым.
Корнеев потянулся вперед и взял захаровский пистолет в руку.
– Это правда? – спросил Тихомиров.
Вопрос был обращен к Захарову, но тот, поскольку стоял к Боре спиной, этого не понял и никак не прореагировал.
– Про мою жену – правда? – повторил вопрос Тихомиров, возвышая голос.
Захаров дрогнул и чуть повернул голову.
– Это ты, Боря?! – изумился он.
Наверное, думал, что Корнеева здесь прикрывали свои и они-то его и спасли, а оказалось, что пистолетом в спину тычет его же, Захарова, подчиненный. Захарову наверняка представлялось, что все сейчас изменится, но Тихомиров вмиг его образумил, истерично прокричав:
– Убили жену мою?! Отвечай, гад! Убью!
– Ну что ты! – торопливо заговорил Захаров, сообразив, что точно убьет. – С чего ты взял, Боря?
Он едва ли не упрашивал. И ведь запросто мог уговорить. Тихомиров был сейчас совсем потерянный. Внушить можно что угодно.
– Как же! – подключился к разговору Корнеев. – Ты ему расскажи правду, Паша.
– Правду про что? – зло сузил глаза Захаров. – Про то, как твои люди его жену на «Беговой» прихлопнули?
Корнеев увидел, как блеснули бешенством глаза Тихомирова. И что у него лично есть несколько секунд на то, чтобы поправить дело.
– Ты про Кипр ему расскажи, – посоветовал Корнеев. – Про то, как ты его жену туда отправил.
– Она не была на Кипре! – отмахнулся Захаров.
Лучше бы он этого не говорил. В подобных ситуациях, если тебя подловили на лжи, даже на мелкой, – ты не жилец.
– Не надо Борю щадить, – сказал Корнеев. – Уж скажи, как все было. Как ты его жену на Кипр послал, чтобы за мной следила. – Повернулся к Тихомирову: – Твоя жена, Боря, ты уж мне поверь. У нее вот здесь, на колене, – показал рукой, – родимое пятно.
Там, на Кипре, он этого пятна не заметил. О нем было упомянуто в материалах уголовного дела в перечне особых примет. Корнееву почему-то запомнилось. Тихомиров стал совсем белым. Сошлось, значит.
– Была она на Кипре! – торопливо сказал Захаров. – Но все остальное – ложь!
Это была вторая ошибка. Правду надо было говорить сразу или не говорить вовсе. Тихомиров закричал, как недобитый зверь. Корнеев попытался его остановить, но не успел. Грохнул выстрел. Пуля прошла через тело Захарова навылет. Он упал. Одежда на спине его быстро потемнела от крови.
Тихомиров закрыл лицо руками и, развернувшись, пошел прочь. Он скулил, и это был очень неприятный звук. Этот звук рвал сердце, и хотелось заткнуть уши, чтобы только его не слышать.
У Захарова дела были совсем плохи. В нем еще теплилась жизнь, но он сильно побледнел. Кончики
