усмехнулся Петр Семенович.
– Так ведь зарабатывают.
– Не зарабатывают, – поправил Семенович. – Воруют.
– За руку не поймали – значит, не вор.
– Не поймала милиция. А люди вокруг на что? Мы разве ничего не видим? Все в наших руках.
Самсонов захлопнул дверцу машины и скрылся в подъезде. «Их никто не любит, – подумал Паша. – Но все делают вид, что ничего не происходит».
2
С семи до семи тридцати утра Паша бегал на стадионе – через два дома, близко и удобно. Много лет назад, когда новостройки подступили вплотную к старому парку, часть деревьев вырубили, поставили футбольные ворота – получился стадион. Паша к бегу пристрастился еще в армии, а когда вернулся домой, занятия не бросил, чтобы форму не терять, – и бегал каждое утро. Петр Семенович к нему по-соседски пристроился, но был Паше неровня, здоровье уже не то. Неспешно наматывал круги, пока Паша, отбегав свою норму, со зверским выражением лица отрабатывал удары, после чего они вдвоем делали пару прощальных кругов по стадиону.
Сегодня Паша был явно не в духе, не балагурил, как обычно, и Семенович молчал, почувствовав недоброе Пашино настроение. Бегунов вроде них было немного. Помятого вида мужики под ближайшим деревом разливали водку по стаканам.
– Во дают! – буркнул Семенович. – Прямо с утра. – Барсуков покосился в их сторону, но ничего не сказал.
– И где люди деньги берут на это дело? – озаботился Семенович.
– Зарабатывают.
– Не-е, Паша. Воруют.
– И эти тоже, что ли?
– Почему «и эти»?
– Самсонов, вы вчера сказали, ворует. Эти – тоже воруют?
– Конечно, воруют. Только разные у них масштабы. Самсонов твой…
– Он не мой! – сказал поспешно-раздраженно Барсуков.
– Не твой, ладно. Так вот Самсонов вагонами ворует…
– Вы еще скажите – составами.
– Может, и составами, – согласился Семенович. – А эти – кто с завода что унесет, кто дома украдет безделушку какую да и продаст.
– Так вы всех в воры запишете.
– Это ты за Самсонова обиделся? Напрасно, Паша. По нему тюрьма давно плачет. Ты ведь не ездишь на «Мерседесе», правда?
– «Мерседес» – еще не преступление.
– У нас, Паша, «Мерседес» – преступление. Потому что человек не может даже на «Запорожец» себе накопить. У нас другая жизнь и другие о ней представления.
– Значит, все должны только на «Запорожцах» ездить?
– Нет, не все. Только самые лучшие. А большинство – на трамвае.
– Это же бедность!
– Нет. Это – равенство, пусть понемногу – но всем. Как при Брежневе.
– Хорошее было время?
– Да, очень. В двадцатом веке для русского человека не было лучшей жизни.
– А раньше?
– Раньше – это когда?
– До революции. Говорят, лучше было.
– Лучше не было, Паша. Потому что хорошо жилось не всем.
– А при Брежневе – всем?
– Да. При Брежневе – всем.
– И вам?
– И мне.
Барсуков взглянул на часы. Семь тридцать пять.
– Пора, – сказал он.
Вышли на асфальтовую дорожку, ведущую к дому.
– Такие, как Самсонов, очень опасны, – сказал Семенович.
Он дышал тяжело, нельзя ему много бегать все-таки.
– Чем же опасны? – удивился Паша.
Он надеялся, что старик ему все разъяснит сейчас, разложит по полочкам.
– Тем опасны, что рушат веру человека в себя. Понимаешь?
– Нет.
– Человеку внушают с детства: учись, набирайся знаний, работай честно – и будешь жить достойно. И вдруг появляется Самсонов… Он, кстати, хорошо в школе учился?
– Нет.
– Я так и думал. Так вот, появляется этот двоечник Самсонов, и выясняется, что не надо ничего – ни учиться, ни работать. Главное – успеть вовремя захапать. Схватить, понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Паша и засмеялся.
– Чему ты смеешься?
– Как-то вы так сказали… С раздражением, что ли, горячо.
Солгал. Не потому засмеялся. Просто Семенович будто его собственные мысли прочитал – оттого и развеселился.
– Тут смеяться нечему, – сказал Семенович. – Выбраковка нужна. В природе больные да ущербные уничтожаются. И у людей так же должно быть. Если с червоточинкой – значит, под корень.
– Так кто же они, санитары леса? Те, которые будут выбраковывать? Милиция?
– Им самим санитар нужен сейчас.
– А кто же тогда?
– Не знаю, Паша.
3
В хозяйственном покупателей почти не было… Паша прошелся вдоль прилавка, остановился у застекленной витрины. Перед ним лежали ножи – большие, маленькие, на выбор. Один, с массивной, деревянной ручкой, имел внушительный вид. Не для резки хлеба нож.
– Покажите, – попросил Барсуков, ткнул пальцем, показывая, что именно ему нужно.
Нож лег в ладонь удобно. Рукоятка была прохладной. Паша тронул пальцем лезвие. Продавщица смотрела на него без особого интереса.
– Сколько стоит?
– Там ценник есть.
– Сказать тяжело? – буркнул Паша.
Продавщица промолчала.
– В кассу платить или вам?
– В кассу.
Паша вернулся к прилавку с чеком. Продавщица уже завернула нож в бумагу.
