– Ну надо же, – пробормотал Червяков и в задумчивости потер лоб. – И все равно, даже если это только слух – про самоубийство из-за строгостей Звонарева, – это многое про него объясняет. Уж если такой слух пошел…
Трудно было не согласиться.
– Значит, Звонарев был строг, – вернулся к интересующей его теме Маркелов. – И все держал в своих руках…
– Да.
– Бизнес, все эти перевозки, денежные потоки – все он контролировал…
– Да. Он был хозяином всему.
Червяков медленно, но уверенно забирался в ловушку, подготовленную для него Маркеловым. Маркелову предстояло обсудить важную, но крайне скользкую тему – о черном нале, о неучтенных деньгах, которые Звонарев использовал, по имеющейся информации, очень активно. Червяков мог бы замкнуться, едва коснись они в разговоре этой темы, потому что он был у Звонарева коммерческим директором, и, если тема черного нала всплывет в их беседе, Червяков тотчас же потеряет память. Ну не знает он ничего и не слышал никогда ни о каком черном нале. Поэтому разговор нужно было построить так, будто к самому Червякову никаких претензий нет и быть не может, он не был причастен, а всем заправлял Звонарев, мужик хозяйственный, крутой и предпочитающий все делать сам. Вот если черный нал – это все Звонарева дела, тут Червяков может что-нибудь рассказать, ведь это не он, а его покойный шеф, с покойника пусть и спрашивают, а Червяков вроде как ни при чем. Неспроста Маркелов начал разговор со звонаревских строгостей да самодурства. Он таким образом Червякова подготавливал к дальнейшей их беседе.
– К неучтенной наличке он вас, наверное, и близко не подпускал?
– Конечно.
Вот так захлопнулась ловушка. Червяков согласился перевести стрелки на покойника, не заметив даже, что только что он признался в собственной осведомленности о черном нале. Он знал о неучтенной наличке, и с ним можно было говорить на эту тему.
– Обычное дело, – понимающе кивнул Маркелов. – Такие люди все всегда делают сами.
Перед ним на столе лежали листы чистой бумаги, куда он до сих пор не внес ни строчки. Демонстрировал, что это у них с Червяковым просто беседа и ничего более.
– Значит, он получал эти деньги в качестве оплаты за поставленный товар…
– Ну, наверное, – проявил осторожность Червяков.
– Что значит «наверное»! – попенял собеседнику Маркелов. – Товар грузовиками разбрасывается по стране, часть денег за товар поступает в Москву по перечислению, часть выплачивается наличными. По- том на перечисленные деньги закупается новый товар, а наличка идет на личное потребление, что-то пускается в дело, а что-то – на неформальные выплаты.
Маркелов специально не сказал «взятки», а сказал «неформальные выплаты» – не хотел спугнуть собеседника. Зачем же употреблять страшные слова из лексикона прокурорских работников и Уголовного кодекса?
Червяков понял, что юлить не надо. Все эти схемы ментам давно известны. И они очень не любят, когда их пытаются держать за дураков.
– В общем, да, – подтвердил он правильность обрисованной Маркеловым схемы.
– Но большая часть неучтенки, как правило, все-таки вкладывается в бизнес.
– Конечно.
С неучтенных денег не приходится платить налогов, благодаря чему можно удержать бизнес на плаву. Простая схема, всем известная, и что же тут может быть непонятного?
– Мы провели большую работу, – сказал Маркелов. – По бумагам не все вычислишь, там много недомолвок, много путаницы, но кое-что рассказали сотрудники Звонарева, что-то рассказали в тех фирмах по России, куда поставлялся товар. В общем, объемы поставок приблизительно известны. Плюс-минус десять процентов, что совсем непринципиально.
Червяков слушал молча, стараясь понять, к чему он клонит.
– Мы даже смогли вычислить приблизительный объем неучтенки, проходящей через руки Звонарева. Потом сопоставляем цифры, и все у нас более-менее сходится. Кроме последнего случая…
Червяков непроизвольно напрягся.
– Тут такое дело, – сказал Маркелов. – Звонарев за наличные закупает товар, делает на этот товар липовые документы, быстро товар распродает, документы уничтожает, и у него на руках остается куча денег, которые он снова пускает в оборот. Но! – Тут Маркелов поднял палец к потолку, как бы предупреждая собеседника о том, что сейчас он скажет очень важную вещь. – В последнем случае Звонарев использовал не свои деньги, а чужие, но дело даже не в этом. Дело в том, что он на эти деньги никакого товара не закупал.
– По документам не закупал?
– Нет, он совсем товар не закупал. И никакой товар из Москвы не вывозил. Машины стояли на приколе, звонаревская фирма уже почти и не работала. И вот он деньги получил, а товар на них не закупил, но и обратно кредиторам деньги не возвращал, а отдавал долги имуществом своей фирмы, что означает – денег тех у него уже не было. А где они?
Маркелов склонил голову набок и посмотрел на собеседника вопросительно. Под этим взглядом Червяков растерялся. Он знал, что идет следствие и что милиция уже много чего накопала, но что именно – он не знал, и это его тяготило. Достаточно сказать что-то не то, и тебе приплетут такое, что потом не отвяжешься.
– Я вообще-то не в курсе звонаревских дел, – запоздало проявил осторожность Червяков. – Я мелкие всякие вопросы решал. А к подобному Звонарев меня и близко не подпускал.
Маркелов на него все так же и смотрел, чуть склонив набок голову, но теперь в его взгляде не было вопроса, а угадывались сожаление и печаль.
– Я хочу, чтобы мы с вами не ссорились, – сказал он Червякову. – Ведь Звонарева уже нет, и дело можно по-всякому повернуть. Можно все на него свалить, а можно и на вас собак навешать.
От подобной перспективы Червяков содрогнулся.
– Ну зачем же на меня вешать! – сказал он, страдая.
– Я и не собираюсь, – успокоил его Маркелов. – Но только не надо со мной в эти глупые игры играть.
– Звонарев действительно не делился со мной подробностями, – сообщил Червяков, осторожно выбирая верную дорожку и боясь где-нибудь ненароком поскользнуться. – Я видел, конечно, какие объемы товара мы вывозили в регионы. Но у Звонарева всегда были на руках документы. Я ведь не буду проверять их подлинность, правильно? Оно мне ни к чему. А что касается последней партии товара… То есть несуществующей партии товара, как вы говорите… Так об этом я вообще ничего не знал.
– Ложь! – коротко бросил Маркелов.
– Почему же ложь? – опешил Червяков.
– Потому что вы положили Звонареву на стол заявление об увольнении.
– Я просто хотел…
– «Просто»? – приподнял бровь Маркелов. – Ложь!
– Ну как же…
– Ложь! Вам некуда было идти. Вы увольнялись не потому, что нашли другое, более хорошее место…
Червякову нечем было крыть. Ах как его умыл этот мент! Ведь сам Червяков ему совсем недавно пожаловался, что работу найти непросто! И если Червяков до сих пор не работает…
– И если вы до сих пор не работаете, – сказал Маркелов, – то уходили вы, следовательно, не куда-то, а откуда. Вы просто сбегали из звонаревской фирмы.
– Но у нас же деятельность не велась, – попытался увильнуть Червяков. – Фирма на ладан дышала.
– А Звонарев все равно до последнего зарплату платил.
И опять Червякову нечем было крыть.
– Вы уходили потому, что почувствовали: запахло жареным, – сказал Маркелов. – И вы лжете, когда
