говорите, что были не в курсе.
Его голос стал таким жестким, что Червякову где-то впереди уже мерещилась тюрьма, долгие годы отсидки и загубленная жизнь. Он так растерялся, что и не представлял, что делать, а выход ему сам Маркелов и подсказал.
– Мне нужно знать, куда Звонарев дел эти деньги, – сказал Маркелов, глядя на собеседника таким взглядом, что было понятно – не отцепится он от Червякова, пока своего не добьется. – Куда он дел эти восемьсот тысяч долларов? Где этот чертов чемодан с деньгами? Такой аккуратный чемоданчик из черного пластика, с окантовочкой из алюминия и с цифровыми кодовыми замками!
От свалившихся на него подробностей Червяков попросту опешил. Он только понял, что милиция накопила так много, что он даже и представить себе не мог.
– Вы это серьезно? – пробормотал Червяков. – Насчет чемодана с деньгами?
– Да! Я даже знаю, как он выглядит! И знаю код замка! Теперь, надеюсь, понятно, что со мной юлить не надо?
Глава 33
В конце XI века отшельнику Исаие, одиноко жившему в горах Кипра, было видение. По божьей воле он должен был обратиться к византийскому императору Алексию I Комнину с тем, чтобы заполучить хранившуюся в императорском дворце икону Божьей Матери, одну из трех икон, которые собственноручно написал апостол Лука через семь лет после смерти и воскрешения Христа. Икону, согласно божьему умыслу, предстояло переправить на Кипр.
Просьба о передаче иконы еще не успела дойти до византийского императора, как вдруг его любимая дочь тяжело заболела. Эта болезнь поразительно напоминала недуг, которым еще недавно страдал представитель Византии на Кипре по имени Вутомитис. Этот Вутомитис, охотясь в лесах Кипра, которые в те времена были обширны и полны дичи, встретил отшельника Исаию и, посчитав, что тот недостаточно почтителен к византийскому наместнику, ударил его. После этого с ним и приключилась болезнь. Ни лекарства, ни лекари не могли помочь, и лишь спустя какое-то время Вутомитис вспомнил об обиженном им отшельнике. И едва он принял решение обратиться к Исаие с просьбой о прощении, недуг его прошел.
Вутомитис знал, что отшельник Исаия хочет просить византийского императора о передаче иконы, и у него не было сомнений в том, что, как и у него самого, болезнь у императорской дочери пройдет сама собой, едва только Алексий I Комнин исполнит волю всевышнего, о чем Вутомитис и поспешил сообщить императору. А самому императору тем временем во сне явилась Богородица и велела отправить икону на Кипр.
Так икона Божьей Матери попала на Кипр. На деньги, представленные счастливым от чудесного исцеления своей дочери византийским императором, был построен храм, а при нем монастырь, который назвали Кикко. В последующие восемьсот лет монастырь четырежды сгорал дотла, но каждый раз икона стараниями монахов уберегалась от огня, поскольку не было на всем острове большей святыни. В засушливые годы, когда с неба не падало ни капли дождя, икону выносили из храма и несли на вершину близлежащей горы, чтобы испросить у неба спасительной влаги. Пока икона находилась в храме, ее лик был закрыт, и никто не видел, что именно на ней нарисовано, и только когда предстояло нести икону на вершину горы, покров снимали, но и тогда никто не смел взглянуть на лик Богородицы, все старательно отводили глаза и крестились.
Только однажды, в 1699 году, нашелся человек, дерзнувший нарушить неписаный запрет. Патриарх Герасимос Александрийский снял покров со святой иконы, желая утолить собственное любопытство. Оно дорого ему обошлось. Лик Богородицы Герасимос увидел, но после того занемог, и страдания его были необъяснимы и неизлечимы, он мучился и молил о прощении, и был прощен и избавился от страданий только спустя некоторое время.
Глава 34
Полина сидела в ресторанчике на набережной. Заказала себе один орандж джус, апельсиновый сок – в высоком бокале, с плавающими кубиками льда и разноцветной трубкой для коктейлей. Точно такую порцию, только без трубки и безо льда, она могла бы купить в близлежащем магазине за цену, вдвое меньшую, но тут ресторан, цветы на столиках и обслуживает официант – это была «роскошь для секретарш», иллюзия красивой жизни для тех, кто живет на маленькую зарплату.
Полине нравилось, как обслуживают в кипрских ресторанчиках. Она уже знала, что все официанты мира делятся на две большие группы: представители одной обслуживают чинно и с достоинством, с минимумом слов и невозмутимым выражением на лице, их прообраз и идеал – живущий в доме какого- нибудь английского лорда дворецкий, столь монументальный и значительный, что он выглядит едва ли не важнее самого лорда, и такого типа официант всегда – всего лишь бесплотная тень, почти не привлекающая внимания, он доставил блюдо к столу и исчез, не проронив ни слова; представители же второй группы разноликого племени официантов улыбчивы, шумливы и добродушны, они не стараются быть незаметны, непременно перебросятся с посетителем парой фраз, посоветуют выбрать блюдо, которое, по их мнению, удалось сегодня повару лучше всего, и вообще ведут себя так, будто перед ними не очередной посетитель ресторана, а старый добрый друг, зашедший проведать официанта. Именно такие официанты были на Кипре.
Официант, проходя мимо Полининого столика, улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ. Настроение было прекрасное.
Прямо перед ней раскинулась набережная и искрящееся под солнечными лучами море, шли по тротуару туристы, а рядом был еще ресторанчик – тоже столики вынесены на улицу, рестораны отделены друг от друга узким проходом и деревянными решетчатыми стенками – смотри, кто там в соседнем ресторанчике, если есть желание. Полина повернула голову и вдруг увидела Миху. Сын несостоявшегося Полининого шефа за решетчатой стеной отодвинул стул, помогая сесть своей спутнице, столь же юной, как был он сам. Придвинул галантно стул, сам сел напротив, и к ним тут же подошел официант.
Казалось, что официант сейчас попросит юных сорванцов удалиться и больше никогда не появляться в ресторане без родителей, но нет – положил на стол перед гостями две папочки меню, ободряюще улыбнулся и удалился, чтобы не мешать в выборе блюд.
Заинтригованная, Полина с интересом следила за происходящим, потягивая через трубочку освежающе прохладный сок.
Юные посетители ресторана внимательно изучили меню, что-то обсудили между собой, после чего вихрастый Миха поискал глазами официанта, тот тотчас же примчался и принял заказ. Миха диктовал спокойно, иногда заглядывая в меню, и он все делал, как взрослый. Несоответствие поведения Михи и его возраста со стороны выглядело комично, как комично выглядела бы пьеса для взрослых, пародийно сыгранная детьми: взрослые слова и взрослые поступки, все делается с серьезным видом, но делается детьми. И набор в конце концов оказался совсем не взрослый: принесли фрукты, мороженое, пирожные и еще апельсиновый сок. Похоже было, что у Михи сегодня свидание.
Полина допила свой сок, подозвала официанта, чтобы расплатиться, он показал ей жестом: с вас один фунт, мисс; Полина расплатилась, кивнула в ответ с улыбкой, когда официант пригласил ее приходить еще, поднялась из-за стола, повернула голову и встретилась взглядом с Михой. Он узнал ее, не было никаких сомнений. Не кивнул и не улыбнулся, но – узнал. Путь Полины пролегал как раз мимо соседнего ресторана, она, проходя вдоль столиков, помахала Михе рукой, сказала с улыбкой:
– Привет! Как дела?
Уж с ним-то в отличие от его отца ей нечего было делить.
– Нормально! – отозвался Миха. – А у тебя?
Полина остановилась. Михина спутница смотрела на нее спокойно и без любопытства.
– Тоже нормально, – сказала Полина. – Работаю.
– Где?
– Тут, – она махнула неопределенно рукой. – В магазине одном.
– А зря ты тогда ушла.
У них складывалась целая беседа. Полина села за стол.
– Тебе чего заказать? – осведомился Миха.
И опять эта взрослость выглядела смешно, и никак иначе.
– Ничего, – улыбнулась Полина. – Я только что из ресторана.
