Одноэтажная пристройка, примыкающая к стене барака, когда-то служила его обитателям хранилищем всяких нужных в хозяйстве вещей. Сейчас же по пристройке гуляли почти не встречающие препятствий сквозняки, а большая часть досок в стенах отсутствовала.
Якут взобрался на крышу пристройки по редким уцелевшим доскам стен – как по лестнице. Буза его подстраховал. По крыше, пригибаясь, Якут приблизился к окну. Осторожно заглянул в комнату и замер. Корнышев стоял совсем близко, в паре метров от окна. Якут видел его в профиль. Видел маску на лице. Видел следы ожогов. Но не мог Якут сказать с уверенностью, что это тот самый человек, из-за которого он совсем недавно мчался из Москвы и из-за которого потерял всех своих людей во внезапной страшной бойне, учиненной непонятно кем в обветшалой районной больничке.
Осторожно, кончиками пальцев, Якут стукнул по стеклу. Звук получился не громким, но отчетливо слышимым в ночной тишине. Корнышев резко обернулся на этот звук. И вдруг слепо вытянул руки вперед, пошел прямо на Якута. Тот обмер. Руки Корнышева ткнулись в невидимую преграду. До Якута оставались какие-то сантиметры. Якут стоял, не смея ни пошевелиться, ни вздохнуть. Он видел Корнышева совсем близко. Да, это тот человек, который нужен Якуту. Он похож. Один в один, как на фотографии. Но руки у него целы. Обе. Никаких видимых повреждений. Это не мог быть тот человек, которого они везли в больницу. Это не он умирал на металлической каталке, когда в больнице ему влили кровь не той группы. Тот умер, потому что у него кровь была другая. Тот не был Корнышевым. А этот, за окном – он, может, Корнышев и есть? Он – настоящий?!
Якут не успел все осмыслить до конца, потому что в следующее мгновение в окне появилась Клава.
Клава видела, что Корнышев подошел к окну и замер, будто что-то там, за окном, в ночи, разглядывал. Видела, что он ладонями оперся о стекло. Даже сказала Корнышеву негромко из глубины комнаты:
– Это окно, Слава.
Будь осторожен, мол.
А Корнышев ей не ответил и позы не переменил. И тогда она вдруг подумала, что его непонятное молчание может быть как-то связано со странным звуком, который она тоже слышала. Когда будто птица клювом ударила в стекло. А птица постучит в окно – тут жди беды, потому что плохая примета. У Клавы сжалось сердце. Она смотрела вниз, туда, где на рассохшемся приступке за окном должна была, по ее представлениям, сидеть проклятая птица.
Птицы не было.
Опешивший Якут стремительно отступил от окна.
Клаве привиделось какое-то движение за окном, она вскинула голову, и женщине показалось, будто в темноте белеет человеческое лицо. Видно было плохо, в стекле отражались и Клава, и Корнышев, но женщине вдруг почудилось, будто лицо там, в ночи, ей знакомо. Она его видела в больнице, когда в реанимации распахивала дверь за дверью, и за одной из них обнаружила человека в маске. Глаза были похожи. Один в один. Узкие, как у нерусского. Будто зверь смотрел перед решающим прыжком.
Клава завизжала от страха и вцепилась в плечо Корнышева.
Якут упал на крышу пристройки и покатился по наклонной поверхности. Прогнившие доски проломились под ним, и он рухнул в пыльное нутро пристройки.
– Что?! – орал в комнате Корнышев, позабыв на мгновение о том, что надо бы шептать.
– Там за окном кто-то!!! – визжала Клава.
Корнышев лихорадочными движениями нащупывал шпингалеты. Клацнул металл. Створки окна распахнулись. Свежесть близкой ночи поплыла в окно. Корнышев и Клава стояли, замерев, и вслушивались. Ни звука. Нет никого. Поселок спал.
– Что-о-о бы-ы-ыло? – просипел совладавший с собой Корнышев.
– Мне показалось, что это тот, который на нас с тобой напал, – прошептала в ответ оцепеневшая от страха Клава.
Он был здесь. И испарился без следа. Может, ей привиделось? И едва Клава об этом подумала, где-то в ночи, совсем недалеко, послышался долго сдерживаемый надсадный кашель. Его Клава могла бы узнать среди сотен прочих. Колян!
Испуганная Клава торопливо захлопнула окно.
Корнышев жив. А то, что он слепой теперь – может быть, это делу сильно не помешает. Только бы его вывезти отсюда без проблем. Однако на помощь рассчитывать бесполезно. Связи с внешним миром нет, мобильная связь отсутствует, подмогу не вызовешь. Нужен транспорт.
– У кого тут есть машина? – спросил Якут.
Буза и Колян посмотрели на него так, будто он поинтересовался, через сколько отправляется электричка до Луны.
– Тут нет ни у кого, – сказал Колян.
– Мотоцикл? Лошадь?
– Нет, – сказал Колян. – Была лошадь лет пять назад, приблудилась откуда-то. Съели.
– Вот уроды! – произнес Якут беззлобно.
Корнышев отсюда по своей воле ногами не пойдет. Его надо вывозить. Связанным. И с кляпом во рту. Но не на велосипеде же.
– И в округе нет никакого транспорта? – пытался нащупать спасительный вариант Якут.
– Лес тут. Нет никого.
– Автолавка! – вдруг сказал Буза.
Якут резко повернулся к Коляну, ожидая разъяснений.
– Автолавка приезжает, – подтвердил Колян. – Чисто баландер. Бациллу возит.
Якут смотрел непонимающе.
– Жратву, – пояснил Колян. – Продукты, в смысле.
– Когда приедет?
– Дня через три. Если дождей не будет.
Три дня можно подождать. Корнышева искали дольше.
– В общем, тут такая тема, – сказал, поразмыслив, Якут. – Мне нужно этого Вяткина с его Клавкой отсюда вывезти. Хорошо бы, если автолавкой. Если мне поможете, я вам заплачу, как договорились. Привозим Вяткина туда, куда я укажу – и сразу деньги вам отдам. А при себе у меня сейчас денег нет, – добавил Якут.
На всякий случай.
Он хотел живым уехать из этой глухомани.
– Как договаривались – так не будет, – не согласился Колян.
Удивленный Якут вскинул бровь.
– Уговор был – пятьдесят за бабу, – напомнил Колян. – А я тебе и Гену Вяткина еще отдаю. Заметь – не жмурика. Живого.
– Договорились, – кивнул Якут. – Сто тысяч.
– Ору-у-у-жие у нас е-е-есть? – спросил Корнышев.
Он сидел на кровати, вскинув голову, будто разглядывал дощатый потолок. Но ничего он не видел в своей черной маске, конечно же.
– Нет, – ответила Клава. – Оружия нет.
– А у сосе-е-едей?
– У некоторых есть. Охотятся. Я видела.
– Надо взя-я-ять! – сказал Корнышев.
– Да разве дадут?
– Купи-и-ить!
– Нет денег.
– Забра-а-ать! – упорствовал Корнышев. – Нам без ору-у-ужия нельзя-я-я!
Тут Клава испугалась. После расправы, учиненной накануне Корнышевым над Коляном и Бузой, Клава было уже поверила в то, что беда отступила и Корнышев в случае чего сможет ее защитить. А сейчас поняла, что дура дурой была, что напрасно успокаивала себя и что Колян – не тот человек, который прощает обиды. И Корнышев ей косвенно это подтвердил. Он тоже ожидает, что Колян еще вернется. И