– Значит, все-таки знали?
И опять мне пришлось дать ответ, которого, судя по всему, они от меня и добивались.
– Знал.
– Где вы с ним встречались?
– Когда?
– Перед поездкой к Боголюбову.
– Да почему вы все время пытаетесь свести их вместе – Гончарова и Боголюбова? – не выдержал я.
– Мне повторить вопрос?
– Извольте! – огрызнулся я.
– Где и когда вы встречались с Гончаровым накануне вашей поездки к Боголюбову? – как ни в чем не бывало сказал Ряжский.
– Нигде! Никогда!
– Значит, до поездки к Боголюбову вы виделись с Гончаровым только один раз – в тот день, когда он сорвал вам съемку?
– Да.
– У меня есть сведения, что это не так.
Наконец он хоть где-то прокололся!
– У вас неверные сведения.
– У меня сведения, подтвержденные свидетелями. На следующий день после сорванной съемки вы встретились с Гончаровым, посадили его в свою машину…
– Чушь!
– Он поджидал вас на выезде с автостоянки.
Я хотел ответить и на это, но захлебнулся воздухом. Ряжский смотрел на меня так, будто хотел сказать: вот видишь, меня обмануть нельзя, так что напрасно ты, паря, подпрыгивал. И ведь он был абсолютно, стопроцентно прав! Я выезжал с автостоянки и вдруг увидел Гончарова – мы как раз с ног сбились, его разыскивая, бедная Нина Тихоновна чуть с ума не сошла, а он, оказывается, где-то пропьянствовал ночь и в конце концов пришел к нам в надежде, что мы его прикроем.
– Да, я вспомнил.
Но кто же Ряжскому сказал? Демин? Вполне возможно. Сказал и тут же забыл, не придав никакого значения, а Ряжский все запоминал, и вот это его качество снова мне аукнулось. Кто еще мог? Охранник со стоянки. Запросто. Неспроста Ряжский сказал – сведения, подтвержденные свидетелями. Во множественном числе. Значит, еще кто-то видел.
– Чья была инициатива?
– Не понял, – сказал я.
– Это Гончаров предложил вам встретиться?
– Он меня просто ждал.
– Без предварительной договоренности?
– Да.
– А разве так бывает? Ну представьте – вы едете по улицам, а вас на каждом перекрестке ждет кто- нибудь из знакомых.
– Зачем же утрировать? Гончаров действительно меня дожидался по собственной инициативе, чтобы попросить о помощи.
– В чем заключалась просьба?
– Он не ночевал дома и хотел, чтобы мы его прикрыли.
– Жены боялся, что ли? – не поверил Ряжский.
– Похоже, что да.
– А вы, значит, выступали в роли друга семьи?
– Вроде того.
– Значит, ваше слово там что-то значило? И вы с Гончаровым были в более приятельских отношениях, чем представлялось? – Он все выстраивал какую-то схему, этот Ряжский. И попробуй его пойми. – Ну и как? Вы ему помогли?
– Да.
– Жена Гончарова не сердилась?
– Она была так обрадована тому, что он наконец объявился…
– А о чем вы еще говорили с Гончаровым? – спросил один из товарищей Ряжского.
– Ни о чем.
– Неужели?
Показывал, что не верит мне.
– Да.
– Неужели все так заурядно?
– Да.
– А зачем же в таком случае ваш товарищ ехал за вами?
– Демин? Опасался, наверное.
– Чего опасался?
Они хотели из Гончарова сделать какого-то вурдалака? Или из меня сделать вурдалака? Или еще из кого-то? Я окончательно запутался…
– С этим Гончаровым тогда не все было понятно, – сказал я. – Он сорвал нам съемку и исчез, бесследно. А тут еще это непонятное удостоверение, которым он размахивал перед носом нашего артиста. Поэтому Демин к нему и отнесся с настороженностью.
– Значит, в тот раз у вас с Гончаровым разговора о Боголюбове не было?
– Нет!
– И к Боголюбову вы вскоре пошли по собственной инициативе?
– Да!
– А Гончаров Боголюбова не знал вовсе?
– Не знал!
– И даже не упоминал о нем?
– Не упоминал!
– Вы уверены?
– Абсолютно!
– И на церемонии «Телетриумфа» вы с Гончаровым эту тему не обсуждали?
– Совершенно верно!
– И после – тоже?
– Ну конечно!
– А вот у меня есть сведения, – начал Ряжский, и у меня отчего-то сжалось сердце, – что Гончаров настаивал на том, чтобы договориться с Боголюбовым, не ссориться с ним. Это на следующий день было.
Было! Я вспомнил! Гончаров сказал, что не спал ночь, обдумывая случившееся на «Телетриумфе», и решил – он так решил! – что мы должны пойти на попятный. Я уж и забыл об этом, а мне вот напомнили. Я-то знал всю никчемность всех этих разрозненных фактов, не придавал им значения, а у Ряжского, похоже, на этих мелочах была выстроена вся причинно-следственная цепочка, я вдруг эту цепочку увидел очень явственно и обнаружил, что все мелочи четко ложатся одна к другой и с их помощью все можно объяснить, не так объяснить, как представлялось мне, а так, как виделось Ряжскому, и что самое главное – его схема, так же как и моя, практически не имела изъянов и, следовательно, обрела право на существование.
– Вы делаете неправильные выводы, – пробормотал я. – Это какая-то ошибка. Да, Гончаров говорил об этом, но у него такая привычка была – влезать в вопросы, которые его совершенно не касались.
Эта чертова лампа совсем меня измучила. Свет был нестерпимо ярок, и от него болели глаза.
– Я хочу отдохнуть. Давайте перенесем этот разговор на завтра.
